Страницы Миллбурнского клуба, 2 - страница 110

О г а р е в.  Иправильно сделаешь.

Смеются.Пауза.

Г е р ц е н  (серьезно).Твои похождения, Ник, – твое личное дело. Тебе содержание выделяется – ты еготратишь, как хочешь. Если надо тридцать шиллингов добавить, я готов.О г а р е в.  Не надо. Управлюсь.Г е р ц е н.  Одна просьба: не приводи ее к нам. Ты для детей – муж Натали. Дядя Ага. И так пусть оно и остается. О г а р е в   хочет что-то сказать, но сдерживается. Г е р ц е н.  Зачем Натали пошла к ней?О г а р е в.  Женское любопытство неистребимо. Пристала, как банный лист: «Хочу видеть твою новую знакомую». За сценой слышны беспорядочные звуки фортепиано. Голоса Оли и Таты, наперебой: «Дядя Ага! Иди к нам! Мы ждем!» О г а р е в  уходит. В дом входит Н а т а л и.

Г е р ц е н.  Нукак? Видела?

Н а т а л и  (садитсяи вдруг начинает плакать). Грубая кабацкая женщина... Неужели он променяетменя на это грязное существо?

Г е р ц е н (осторожно). Но ведь Ник... теперь один.

Н а т а л и (холодно). Он мой муж. Он меня позорит.

Г е р ц е н.  Жалею,что бросил романы писать, а просится. Нечто в героическом стиле, а-ля ВикторГюго: русский революционер-аристократ в объятьях шотландской проститутки. (Подходитк Н а т а л и.) Мы толкнули Ника в эту яму. Нашавина.

Н а т а л и.  Зачемты мне это говоришь? Я любила его страстно! Я отдала ему свою юность, пламеньдуши, а что получила в награду? Бездарно растраченное состояние. Одиночество.Пьянство. Гору стихов и нищету! И разве я не страдала? Разве я не хотела уехатьотсюда? Вы мне не дали! Побойся Бога, Герцен!

Г е р ц е н.  Оставимэто. Я с себя вины не снимаю.

Входит О г а р е в.

О г а р е в (Н а т а л и ). Познакомилась? Ну,как она тебе?

Пауза.

Н а т а л и (улыбается черед силу). Мила. Но ведь она не умеет читать.О г а р е в.  Безграмотна вчистую. (Смеется.) Не беда. Обучим. Пауза. Г е р ц е н  и Н а т а л и  переглядываются. Г е р ц е н  разводит руками.

СЦЕНАДЕСЯТАЯ

Гостиная.Г е р ц е н  за письменным столом. Входит  Н а т а л и .

Н а т а л и.  Явышла в сад – какой чудный день впереди! На небе ни облачка и такая свежесть. (Подходитк Г е р ц е н у и целует его.) Александр, тыпрочел мой рассказ?

Г е р ц е н.  Прочел.(Берет в руку стопку бумаги.)

Н а т а л и.  Ну?Г е р ц е н (не знает как начать, чтоб не обидеть). Как тебе сказать... Вот лучшее место: «Я иду зимней дорогой, клоки снега застилают от моих глаз, как саваном, прошедшее, сердце стынет, везде степь, везде снег, и только одно чувство, не давшее мне никакой горечи, живо во мне: маленькая девочка идет передо мной и улыбается. Жива ли она, или это сновидение? Но она не напрасно жила, много отрады дала она измученному, оскорбленному сердцу».Н а т а л и.  Это мой сон. Г е р ц е н.  Сон?Н а т а л и.  Я ничего не выдумала!Г е р ц е н.  Сон странный, но есть чувство, и возникает картина. А все остальное, прости, не впечатляет. Мораль – тебе лучше вспоминать, а не сочинять.Н а т а л и.  Писать мемуары? Кому они интересны?Г е р ц е н.  Я тоже давно не сочиняю. Вот сегодня задумался о вашем приезде... (Берет лист рукописи и читает.) «Наставало утро того дня, к которому стремился я с тринадцати лет, мальчиком в камлотовой куртке, сидя с таким же "злоумышленником", только годом моложе, в маленькой комнате старого дома, в университетской аудитории, окруженный горячим братством, в тюрьме и ссылке, на чужбине, проходя разгромом революций и реакций, на верху семейного счастья и разбитый, потерянный на английском берегу с моим печатным монологом. Солнце, садившееся, освещая Москву под Воробьевыми горами, и уносившее с собой отроческую клятву, выходило после двадцатилетней ночи».

Н а т а л и  (сосмесью ревности и восхищения). Я не могу писать, как Александр Герцен!

Г е р ц е н.  Ненадо, как Герцен. Пиши, как Натали Тучкова!

Н а т а л и.  Мыскоро едем в Вьетнор. Ты заказал отель?

Г е р ц е н.  Заказал.Но поехать никак не могу. Огарев свободен – он будет тебя сопровождать.

Н а т а л и.  Спасибо!Ты очень любезен. Или ты полагаешь – он может заменить тебя?

Г е р ц е н.  Уменя типография и выпуск. Я постараюсь приехать позже. Натали, умоляю, неначинай...

Н а т а л и.  Агде Оля и Тата? Почему их не позвали?

Г е р ц е н.  Яразрешил им завтракать в детской.

Н а т а л и.  Спасаешьот моего дурного влияния?

Г е р ц е н.  Покатак лучше: меньше конфронтаций. Кстати, Оля изъявила желание учиться нафортепиано. Вот тебе и путь к исправлению отношений.

Н а т а л и.  Мыуже пробовали год назад. У нее тогда интереса не было. (Тихо.) И слухатоже. (Громко.) Впрочем, я очень рада. Мы сегодня начнем заниматься.

Слышенбессмысленный стук по клавишам.

Н а т а л и.  Ой!Она разбудит Лизу! (Убегает. За сценой). Прекрати сейчас же!

Фортепианозамолкает. Олин голос за сценой: «Ne me touchépas!Не трогайменя!»

Н а т а л и (возвращается в гостиную). Она знала, что Лиза спит.

Г е р ц е н.  Забыла.

Н а т а л и.  Забыла?Хочется верить. Хотя я ничему не удивлюсь. Кто ей Лиза Огарева? Лиза ей чужая.Нахлебница!

Г е р ц е н.  Натали!Это бессмысленное оскорбление! Мои дети знают: семья Огарева – часть нашейсемьи. И так вас и воспринимают. И любят как родных. Тебе лучше бы научиться сдетьми ладить...

Н а т а л и.  Опятьна меня перескочили!

Оляи Тата за сценой, хором: «Злая Натали! Злая Натали!»

Г е р ц е н уходит.