Страницы Миллбурнского клуба, 2 - страница 112

Г е р ц е н.  Московскиеведомости! Манифест! Александр Второй объявил об отмене крепостного права!

Целует Н а т а л и .

О г а р е в.  Свершилось!

Н а т а л и.  Какоесчастье!

Г е р ц е н.  Обнимемся,Ник. Это наша борьба и наша победа!

Обнимаются.

Г е р ц е н.  Солнцевыходит после долгой ночи! Быть может, это самыйсветлый день нашей жизни. Давайте закатим грандиозный праздник. И пригласимвсех русских эмигрантов Лондона.

О г а р е в (открывает бутылку вина). Не только русских. Всех, кто намсочувствовал.

Г е р ц е н.  Обедс тостами! Газовые фонари, оркестр на улице, салют!

О г а р е в.  Вечероммузыка, танцы, дамы.

Г е р ц е н.  Послучаю великой даты предлагаю всем вместе отправиться в путешествие! Кудажелаете?

О г а р е в.  Франция!Вино – в пять раз дешевле. Погоды – в сто раз лучше.

Г е р ц е н.  Добавьеще разницу в характерах. Французы с жаром съедают свою холодную телятину.Англичане хладнокровно уплетают свою горячую говядину.

О г а р е в.  Илив Берн к Саше? Он там, в медицинской школе, скучает.

Г е р ц е н.  Процветает!Режет прошлое поколение, и доволен.

О г а р е в.  Будемвдыхать горный воздух Гельветической республики...

Г е р ц е н.  ...и лопать местный сыр – плачущее рябое дитя Швейцарии.

Н а т а л и.  Поедемв Россию.

Пауза.

Г е р ц е н.  Россиязакрыта для нас.

О г а р е в (пытается спасти настроение). Есть еще Италия, Бельгия, Германия.

Г е р ц е н (потухшим голосом). Везде, в сущности, гадко и тщедушно. Да и гдеж нам хорошо-то будет?

О г а р е в  (поет).«Ямщик, не гони лошадей! Мне некуда больше спешить. Мне некого больше любить.Ямщик, не гони лошадей».

Н а т а л и.  Подадимпрошение. Государь смилостивится и простит вас.

Г е р ц е н  (язвительно).Разумеется. На нас наденут кандалы прямо на границе. Свободы в России не было инет. Зверь не убит. Он только ошеломлен.

Н а т а л и.  Ятоскую по родным местам.

О г а р е в.  Жалькартин детства и юности. До слез жаль. Степи, тройки, березы, снеговые поляны.Их я нигде не найду. Мир вам, деды мои. Аминь. А свобода все равно дороже. (Выпивает.)

Г е р ц е н.  Россияпространна, устройство власти в ней смутно задумано и беспорядочно выполнено. Ато без преувеличения могу сказать: в России нельзя было бы жить ни одномучеловеку, понимающему сколько-нибудь свое достоинство.

Н а т а л и.  Мойотец живет.

О г а р е в.  АлексейАлексеевич был два раза арестован и, по счастью, избежал Сибири.

Г е р ц е н.  Амы с Огаревым точно бы там были. Да за одно письмо в «Колокол» ссылают накаторгу. Вот Лев Толстой пишет: «Я, как Герцен, прятаться не стану. Я громкозаявлю, что продаю имение, чтобы уехать из России, где нельзя знать минутойвперед, что меня, и сестру, и жену, и мать не скуют и не высекут, – и уеду».

Н а т а л и.  Пишет,а сам в России сидит. А мы здесь. Бросили поместья, родных, друзей.Эмигранты... никому не нужные в холодном лондонском тумане. Ты, Герцен,жалуешься, что твой сын Саша жениться собрался на девице из Флоренции. А онамещанка, необразованна, без манер, и только о деньгах и думает. А на ком емужениться, когда ты выдернул его из его круга? Из круга, к которому твой сынпринадлежал по рождению.

Г е р ц е н.  Привилегиипротивны моим убеждениям... Я не мог дышать тамошним воздухом, оставаться рядомс тем, что я ненавидел. Мне нужно было удалиться от моего врага затем, чтобыотсюда, из самой дали, сильнее напасть на него. В моих глазах враг этот имелопределенный образ, носил определенное имя. Враг этот был – крепостничество!

Н а т а л и  (Г е р ц е н у).И чего ты добился? Кто тебе благодарен? Крепостные? Они тебя не знают.Помещики? Они тебя ненавидят.

Г е р ц е н.  Яделал то, во что верил. Я первый дал России свободное печатное слово.

Н а т а л и.  Тургенев,Достоевский, Толстой, – они тебя ругают.

О г а р е в.  Ивосхищаются. И гордятся.

Н а т а л и  (Г е р ц е н у).Ты принес себя и семью в жертву своим амбициям. Зачем? Государь отменил быкрепостное право и без твоей помощи!

Г е р ц е н  хочет что-то сказать, машет рукой и уходит.

О г а р е в.  ЛевТолстой недавно заметил: «Герцен не уступит Пушкину, где хотите, откройте,везде превосходно».

Н а т а л и  (раздраженно).Знаю! А еще Толстой сказал: «Герцен – человек выдающийся по силе, уму,искренности. Изумительный писатель».

О г а р е в.  Яхочу тебя спросить, Натали...

Н а т а л и.  Наслышана!«Грандиозный ум! Великий талант! Автор бессмертных мемуаров! Мыслящая Россияобожает! Прогрессивная Европа аплодирует!»…

О г а р е в.  Нето, Натали, не то…

Н а т а л и.  …блестящий,отзывчивый, добрый и богат, как Монте-Кристо.

О г а р е в.  Яхочу спросить: почему ты не хочешь быть счастливой?

Пауза.

 Н а т а л и  (тихо). Какое тут счастье? Я беременна. Родится маленький. Опять врать будем? The child of Nicolas Ogareff, editor of the Bell, the Russian newspaper and Natalie Tuchkoff. Как жить прикажешь, Ага?

О г а р е в.  Житькаждым днем и радоваться.

Пауза.

Н а т а л и.  Онне любит меня. У него было в жизни два апостола – ты и Наташа. Он думал, ястану третьим. А у меня не вышло. Я тебя несчастным сделала. И его, и себяпогубила. Вот где моя трагедия.

О г а р е в.  Даты своим поведением меня и его в тысячу раз больше страдать заставляешь! И непроизноси слово «трагедия»! Ты не знаешь, что такое трагедия! И не дай Богузнать!

Пауза.

Н а т а л и  (кричит).