Страницы Миллбурнского клуба, 2 - страница 99

Но знай нашего брата! Онстал и доктором наук, и профессором, и известным ученым в области историикультуры. Его основные труды – по советской культуре с 1917 по 1927 год. Этотпериод был выбран потому, что он, с одной стороны, насыщен интереснейшимматериалом, с другой стороны, врать, конечно, надо, но не сильно.

Итак, я пришел к нему засоветом.

– Знаешь, что я тебе скажу.Я бы на твоем месте этого не делал. Может, и получишь сиюминутную выгоду,которая единственная причина для этого шага, но стоит ли овчинка выделки? Думайсам.

Я подумал и не вступил.Огромная благодарность и низкий поклон тому, кто удержал меня от соблазна статьпартийным.

Блядские сапоги

Когда нашимсыновьям-двойняшкам исполнилось по три года, мы их оформили в детский садик. Спервого дня они начали активно осваивать великий и могучий. В домашних условияхих язык был не таким великим и не таким могучим. После первого дня в садике,подчеркиваю, после первого, веду мальчишек, держа за руки, домой, и Миша вдругменя спрашивает:

– Папа, я еще долго будуносить эти блядские сапоги?

От неожиданности япроглотил язык, но что-то надо было отвечать, и пришлось вернуть язык на место.

– Сынок, сапоги, конечно,не очень. Они тебе достались от Ани (это их старшая сестра). Мы обязательнокупим тебе новые сапоги.

Миша успокоился, а я нет. Ина следующий день, приведя мальчишек в садик, рассказал воспитательнице этуисторию, повторив много раз, что у меня нет никаких претензий и жалоб, а простоинтересно, откуда появился этот новояз в еще непорочном детском лексиконе.Воспитательница Ася Григорьевна, хоть и старая дева, но очень добрая и умная,посмеялась и догадалась, откуда. Нянечка, которая раздевала детей послепрогулки, долго не могла стянуть с Миши сапоги. Они были без молнии и с узкимголенищем. Вот она и определила их коротко и самым исчерпывающим образом.

Хороший папа

Однаждынаша дочь вдруг обращается к маме:

– Мама,можно, мы своего папу одолжим Асе Григорьевне?

Оказывается,в садике дети (шестилетние!) поинтересовались, почему у Аси Григорьевны нетсвоих детей. И та очень просто объяснила. Она стала спрашивать. – У тебя, Аня,хороший папа?

– Хороший.

– Ау тебя, Таня?

– Хороший.

Спросивеще нескольких детей и получив те же ответы, Ася Григорьевна сказала:

– Вотвидите, вы всех хороших пап разобрали, и мне не досталось.

Волейбол

Летв одиннадцать – двенадцать наших мальчишек заприметил тренер по волейболу издетской спортивной школы и пригласил на тренировку. Владимир Дорофеевичоказался не только умелым тренером, но и хорошим педагогом. Ребята увлеклись ивпоследствии стали неплохими волейболистами. Вряд ли я стал бы об этом писать,если бы не один случай.

Встречаетменя однажды Владимир Дорофеевич и с хитрой такой улыбкой говорит:

– ЮрийНаумыч, надо бы обратить внимание на воспитание сыновей.

– Ачто такое случилось, Владимир Дорофеич?

– Вконце каждой тренировки мы обычно делимся для игры на две команды, и я попросилМишу, как капитана, поделить ребят. И вдруг Миша говорит: «Давайте, сыграем...евреи против неевреев!» Я слегка оторопел, но согласился. Ребят было семь, и явосьмой. По одну сторону встали Миша с братом Сеней, Илюша и Рома, а по другуюсторону три русских богатыря и я вместе с ними, чтобы было четверо на четверо.Про себя подумал – сейчас мы этим евреям покажем! Началась игра. Я смотрел наМишу и видел, что для него ничего не существует, кроме этой игры. Он умелоруководил своей командой. Он успевал во все уголки площадки, куда я отправлялмячи. Одолеть их не удалось.

– Икак все закончилось?

– Яостановил игру при ничейном счете, чтобы не пострадала дружба народов.

– Этовы хорошо придумали, Владимир Дорофеич.

Вовремя соревнований я очень часто находился рядом с командой и слышал, какДорофеич дает наставления перед игрой. Мише он всегда говорил:

– Миша,от тебя больше ничего не требуется, только сыграй, как евреи против неевреев!

Заветная десятка

Школа,в которой учились наши дети, была английской, и имела школу-побратима вамериканской Миннесоте. Каждый год на один месяц десять школьников из Америкиприезжали к нам в Академгородок, а наши десять отправлялись в Миннесоту. Приотборе десятки учитывались успеваемость, общественная работа, спортивныезаслуги, уровень английского. По каждой позиции начислялись баллы, и по суммеопределялось, кто заслуживает поездку в Америку.

Обанаших сына попали по баллам в заветную десятку. И тут началось. Как это так, изодной семьи двое! Меня просят отнестись с пониманием и выбрать одного из двух.Я, естественно, сделать этого не могу и предлагаю, если двоих из одной семьинехорошо, отправить второго за свой счет. Не виноват же я в том, что оба парнядостойны и заслуживают. Мне объясняют, что по договору американцы принимаюттолько десять, и одиннадцать принять никак не могут.

Мальчишкипишут американским школьникам, которые уже побывали у нас и подружились с ними,что приехать сможет только один из них, второго могут взять толькоодиннадцатым. Из Америки приходит официальная бумага, что они в этот разсогласны принять одиннадцать. Ура! Казалось бы, дело сделано.

Ан,нет. Радость оказалась преждевременной. Из Министерства просвещения СССРсообщили, что коллективная виза на десять человек уже оформлена, и поздночто-либо менять. С Министерством просвещения, да еще СССР, выяснять отношениябыло бесполезно. Сеня просил нас сильно не переживать, Америка от него никудане убежит. А Миша пожил месяц в Америке, поучился в американской школе и даже