Страницы Миллбурнского клуба, 3 - страница 107

и я в третий раз поехал к папе в Большую Мурту.

Я довольно подробно писал о Мурте в статье«Трое из раздавленного поколения» [38],напечатанной в «Еврейской старине» в 2009 году. Здесь же напишу об отдельныхлюдях.

В первые два года автобусы в Мурту из Красноярска неходили, и поехать, чтобы встретить меня, папа не мог – он не имел права удалятьсяот места ссылки больше чем на 25 км. Он работал слесарем на автобазе(называемой «авто-ротой») и договаривался, чтобы меня забирали – а потомотвозили обратно – грузовики базы, постоянно курси-ровавшие в город.  Дорога в110 км занимала 4 часа в сухую погоду и 6 часов – в дождь, и трястись и мокнутьв кузове было не самым большим удовольствием. В 1953 году пустили автобус, япришел на автовокзал и, становясь в небольшую очередь, спросил, здесь ли берутбилеты в Мурту. Полноватый высокий мужчина лет пятидесяти подтвердил и спросил,к кому я еду. «К отцу». – «А кто Ваш отец?» – «Рабинович». – «Меер Лазаревич?»Я тут же оказался окруженным теплом и заботой. Фамилия мужчины была Гальперин,и я удивился, что я его не знаю. «Я только недавно прибыл в ссылку из лагеря»,– объяснил Гальперин.

Приехав в Мурту, я узнал, что он был неединственным «новичком». Совершенно злостной была высылка дочерей арестованногомосковского врача Полонского – Лены и Маши, – потому что какому-то майору МГБприглянулась их квартира. 18-летняя Маша была самой младшей из сосланных, онабыла всего на два года старше меня. Нередко, когда я проходил мимо, сестрысидели у окна, и мы обменивались приветствиями. Гальперин заботился о девочках.

Новым был и Моисей Ефимович Кобрин, близкий сотрудникОрджоникидзе, отсидевший 15 лет и только сейчас «освобожденный» в ссылку. Онбыстро подружился с папой и Раисой Александровной Рубинштейн, а послеосвобождения и возвращения в Москву все трое остались близкими  друзьями доконца жизни. Мы легко сошлись с ним, и я нередко вышагивал около двухкилометров к его дому, чтобы погулять и побеседовать.

Были и потери. В этот третий год не сталомоего друга Кирмана Керимова. Он, бывало, хвастался жизнеспособностью егосемьи:

«Мой папа папа, когда он был сэмдэсят,взял новый дэвочка. От нее родылся мой папа».

Его «папа папа» не жил в советскоевремя, что весьма способствовало долголетию. У Кирмана не было такой удачи:зимой, в лютый сибирский мороз, он шел с рынка и упал мертвым. Кажется, онтолько приближался к семидесяти.

Раиса Александровна Рубинштейн быларовесницей века. Родилась в России, но когда ей было, кажется, 12, ее семьяэмигрировала в Америку, где она окончила университет. Ей было 26, когда онаотправилась в долгое путешествие – как оказалось, на всю жизнь. Приехав на парумесяцев в еврейскую Палестину, осталась там на два года. Потом поехала вСоветский Союз и присоединилась к довольно большой группе американцев, почти на100% евреев, которые хотели помочь в строительстве социализма. К ней в Москвуприбыли сестра и брат-инженер с женой. Позднее сестра, Бетти, вернулась вНью-Йорк, жена брата Джен поехала навестить родителей, и те не пустили ееобратно в Россию. А Раиса и брат Генри остались в Москве.

Русский Раисы Александровны был без акцента, хотяглавным ее языком был английский. Она преподавала язык в Институте краснойпрофессуры. Однажды, в середине 1930-х, она пришла на работу, а ее уволили собъяснением, что администрации приказали уволить иностранцев. «А если я примусоветское гражданство?» – «Мы вас восстановим». И ни на минуту не задумавшись,Раиса стала советской гражданкой. Ее восстановили, и она продолжала преподаватьдо 1938 года, когда ее, как и почти всех бывших американцев, арестовали;впрочем, брат Генри избежал ареста. Она получила «смешной» срок – 5 лет, –который истек в 1943-м, но во время войны из лагерей не выпускали, так что онавышла после войны и вновь была арестована и сослана в 1949-м. У нее уже давноне было никаких иллюзий относительно России и социализма, а я через много лет,в 1975-м, по ее наводке встречался в Нью-Йорке с ее сестрой и ее юношескойкомпанией – в Америке они все остались социалистами!

Раисе Александровне была дарована долгая жизнь, полнаядобра и друзей, – она умерла в 1991-м, в возрасте 91 года, в более или менеездравом уме. По возвращении из ссылки и реабилитации она жила только уроками иимела репутацию лучшего частного преподавателя в Москве. Мой английский – ее подарокмне, и это неимоверно облегчило нашу эмиграцию.

А в 1953-м к Р.А. в Мурту тайком приехалаее ученица и друг, переводчица и член Союза писателей Наталья АльбертовнаВолжина. Если бы власти узнали о ее поездке, то Н.А. исключили бы из Союза. Онаподдерживала Р.А. в ссылке, иногда подбрасывая ей немного переводческой работы.А я как раз привез с собой и читал «Сагу о Форсайтах», первая часть которой –«Собственник» – была переведена Натальей Альбертовной. Еще я ей сказал, как я вдетстве любил «Овода» Войнич – книгу, которая и сейчас существует, кажется,только в ее переводе, и услышал в ответ: «Терпеть ее не могу! Бабская книга!»Ну, я приехал домой, снял книгу с полки и попробовал перечитать; во взросломсостоянии – нечитабельна.

В целом летние каникулы в Мурте былинеплохи: лес, речка, ягоды, чтение. Иногда приходил к папе и смотрел, как он