Страницы Миллбурнского клуба, 3 - страница 115
Что сделала она со мной?
В конце строки увидел точку,
Похожую на Шар Земной.
* * *
Как их намеренья благи,
Рабов непримененья силы.
Как обожают их враги
И роют им, смеясь, могилы.
* * *
Не пишу я тебе отныне.
Ты, как есть, мне явился весь.
Смесь невежества и гордыни –
Нет ужасней, чем эта смесь.
Воспоминание олюбви
Статистик
Играешьты с цифирочкой,
Как будто с генитальями
Давно забытой Фирочки,
Уехавшей в Италию,
На берега лазурные,
Купаться в Пино Грижио, –
Под щебеты амурные
Волосики те рыжие...
Ах, где ты, моя деточка?
С вендеттой Сицилийскою
Оливковою веточкой
Дрожишь, не мне ты близкая.
Какая тут статистика?..
Pаздрайная баллистика.
Типа Эдипа
Женуназывал он мамой
и, прыгая к ней в кровать,
испытывал счастье и драму,
которые не передать...
Нахлынет – и вроде стыдно:
ну что мы с тобой творим?
Закроет глаза, чтоб не видно:
«Давай с тобой, мама, родим...»
И родились у них дети,
и он, подражая им,
про все позабыв на свете,
был с нею и тем и другим...
Он так ревновал свою маму
за стенкой хрущевской к отцу,
как сын его собственный маму
ревнует к нему... Не к лицу!
Ни мамы, ни папы нету –
ты сам уже на кону,
копеечною монетой ,
себя ты ревнуешь к кому?
На кончикахпальцев
А.Б.
Накончиках пальцев
У краюшков губ
В той ямке святой
Между ног золотистой
Прости меня –
Я необучен и груб
Но хочется мне
Чтоб осталась ты Чистой
В объятьях случайных
До Встречи со мной
Весной завиральной
Весной шебутной
Со мной
* * *
Лунатвоей попкой висит в облаках,
Поцеловать бы и щечкой прижаться,
Пред ней и раскаюсь в милейших грехах, –
Луне ведь не надо в трусы наряжаться.
О, свет золотой полушарий твоих
Морями любви управляет,
Ведь нету в Подлунной подобных таких,
Что формой, как стих, вдохновляет.
А может, их много в трусах, этих лун,
Гуляет по белому свету?
Кто скажет такое – бессовестный лгун!
На небе Луны такой нету.
Чикагский маятник любви
(Жестокий романс)
Ты
мне приснилась зимою холодною,
темною ночью
в чикагском бреду –
помню я сон свой,
разорванный
в клочья,
знаю,
что снова тебя в нем найду.
Снованайду,
зацелую всю до смерти, –
всю зацелую и всю залюблю:
острым кинжалом
прошлась ты мне по сердцу,
что в нем осталось –
в тебя все волью!
Нашалюбовь
горячее, чем ненависть, –
если пружиной отбросит опять,
снова прижмет
к тебе
клятвою верности:
только любить,
всю тебя целовать!
…Всепозабыть –
ничего бы не знать.
Над птичьей головой
МеждуМосквой-рекой и площадью Смоленской,
на тополе высоком у окна,
в осеннем одиночестве вселенском
висит гнездо – и ждет, пока Весна
дотронется до птичьей стаи мартом
уродливых ворон, и две из них,
вдруг посчитав, что поздно будет завтра,
великий свой союз составят в тот же миг.
Ну, а пока еще октябрь, осень,
им надо жить и зиму зимовать, –
так пожалеем их и хлеба им подбросим,
и снова календарь начнем назад листать.
И снова станем ждать, пока оцепененье
с души спадет, и мы перед собой
сумеем оправдаться за спасенье:
Паденье – гибель – отреченье!
Когда, какой еще ценой?..
Как было б хорошо зависеть от погоды...
Над птичьей головой несутся облака,
им только бы прожить каких-нибудь полгода –
и счастья паводок затопит берега!
Воспоминание о любви
Тыночью ко мне приходила,
я целовался с тобой,
только когда это было –
и было ли это со мной?
Тот день позабытый, вчерашний,
у времени я украл,
и к краю той горькой чаши,
склонившись, губами припал,
глотая тягучий, и долгий,
и жгучий напиток судьбы,
от встречи с тобой до размолвки,
яд ненависти и любви!
Вкус радости и печали
теперь на моих губах –
как будто те слезы упали,
что плыли в твоих глазах.
Вернется?
Услышишь гудок паровоза,
и сердце забьется в груди:
зазноба твоя из колхоза, –
соседей не разбуди...
Водойледяной из колодца
умоешься в ржавый рассвет:
неправда, – все это вернется!
Вот только Маруськи все нет...
Гдетот паровоз допотопный,
застрявший в хэмптонской глуши,
c гудочкомсвоим одножопным,
что радовал от души?
Альпинистка – моя, скалолазка – твоя
В.Высоцкому
Покоряя за кручею кручу,
Кабарду вспоминаешь, Домбай.
Здесь, конечно, намного лучше:
