Страницы Миллбурнского клуба, 5 - страница 93

Поэтому, когда президент Стэнфордского научного центра, в состав котороговходила лаборатория Берлекемпа, вежливо, но настоятельно пригласил меняприехать для деловой беседы, я внутренне настроился отказаться от предложениярасследовать самоубийство. Что таковое последует, я не сомневался, ибо для чегоже еще президент всемирно известного калифорнийского научного центра приглашаетк себе нью-йоркского сыщика на второй день после загадочной смерти своегознаменитого сотрудника.

Была середина августа. Я вылетел изНью-Йорка в ужасающую влажную жару, но в Сан-Франциско было совсем не душно.Эти места между заливом и океаном в прекраснейшей прибрежной калифорнийскойдолине всегда были мне по душе. Много раз собирался я перебраться сюданавсегда, но мои безнадежно запутанные личные дела властно вынуждали оставатьсяв Новой Англии. Любуясь из окна лимузина своей несбыточной мечтой, я обдумывалпредстоящую встречу. Судя по лимузину, присланному за мной в аэропорт вместе сиголочки одетым, вежливым и молчаливым шофером, похожим больше на брокера сУолл-Стрит, меня собирались брать весьма круто. Это дело становится совсемнеинтересным, – прикидывал я, – но ведь и отказаться будет нелегко...

* * *

Президент Дональд Граунхилл оказалсядовольно молодым человеком с быстрыми, но несуетливыми движениями уверенного всебе крупного научного менеджера. Аккуратно зачесанные назад густые каштановыеволосы с едва заметной, но безукоризненно симметричной сединой на вискахсоздавали впечатление всеобщего порядка. По его лицу и губам скользила легкая,ни к чему не обязывающая улыбка – признак доброжелательного покровительства поотношению к посетителю. Отличный руководитель, – подумал я, – но, вероятно,прохвост. Проговорив положенные комплименты, он предложил мне провестинеофициальное расследование по делу профессора Берлекемпа.

– Зачем вам такое расследование, ведьустановлено отсутствие криминальных действий с чьей-либо стороны? – спросил я.

–    Дело в том, – чуть помедлив, ответилпрезидент, – что наш институт имеет безупречную репутацию. Безупречную во всехотношениях и во всем мире (в его голосе звучали патетические ноты). Смертьпрофессора Берлекемпа – это большой удар для нас. Многие, видите ли, полагают,что его самоубийство связано с неудачами в работе, с отношением к нему винституте. Мы не можем...

–    Вы не согласны с подобным мнением? –перебил я президента.

–    Конечно, нет! О какой неудаче можетидти речь, если всего лишь год назад Берлекемп со своим помощником докторомГусманом получил Нобелевскую премию за открытие клеточно-молекулярногомеханизма памяти... Скажу вам больше, – он встал и подошел к большому окну вовсю стену кабинета с видом на долину Пало-Альто, – за несколько дней до смертипрофессор, стоя у этого окна, сказал мне, что находится на пороге огромнойважности открытия в области... Впрочем, профессор был человеком с непомернойфантазией, но говорить о его неудачах в науке просто смешно. А всевозможныепредположения о работах института в «негуманных» сферах, равно как и онравственной трагедии Берлекемпа-ученого, есть сплошной вымысел. Для него, –президент повысил голос, словно раздражаясь, – не было и не могло быть лучшегоместа работы, чем у нас...

– Вы хотите, – сказал я вполувопросительной форме, – чтобы мое расследование сняло с вашего институтаподозрения в причастности к самоубийству Берлекемпа.

– Да!

– Какова же ваша версия этого скорбногособытия?

– Я не хотел бы навязывать вам свою точкузрения, – ответил президент, ясно давая понять, что именно этого он хотел, – ноглубоко убежден: в данном случае имела место семейная трагедия.

– Что вы имеете в виду? – спросил я, совсемтеряя интерес к этому делу.

– Обычная история. Миссис Берлекемп – оченькрасивая и сравнительно молодая женщина. Она, вероятно, имела свои увлечения, окоторых профессор, конечно, не подозревал. Нужно знать темперамент Берлекемпа,чтобы представить его реакцию, когда он что-либо, может быть, случайно узнал.

Я понял, что меня твердо и настойчиво ведутв определенном направлении, и начал сопротивляться:

 – У вас есть доказательства этой версии?

– Собирать доказательства – ваша задача, –отпарировал президент.

– Собирать доказательства, но не рыться вгрязном белье, – сказал я, встал и приготовился отклонить сделанное мнепредложение.

Но в этот момент, словно уберегая меня отопрометчивого поступка, мистер Граунхилл вынул из стола свою козырную карту.Это был сложенный вдвое листок бумаги с написанным от руки текстом.

– Вот письмо Берлекемпа... то предсмертноеписьмо. Не сочтете ли вы его доказательством моей версии?

Я взял в руки письмо – какое-томрачно-торжественное предчувствие охватило меня, мне показалось, что я стою напороге другого мира... Короткая записка потрясла меня, во-первых, своимзагадочным содержанием, из которого следовало, что никакой ясности в этом деленет и быть не может, и, во-вторых, необычностью словесных выражений. Это былопохоже на трагический бред юродствующего фанатика, содержащий, тем не менее,скрытую, огромную интеллектуальную мощь... Вот полный текст записки, прочитавкоторую, я тотчас же понял, что не смогу уйти от этого дела:

 «Пало-Альто, 12 августа, 6 часов утра...

В моей смерти никого не вините и причину неищите – она во мне и только во мне самом. Я слишком много узнал, я узналБогово, а Боги не простят этого ни мне, ни вам... Хотя мы все подобны простымподопытным кроликам, однако отличаемся от последних двумя качествами: