Страницы Миллбурнского клуба, 5 - страница 96

интересуют диалоги с компьютером. Я хотел бы узнать, кто из людей последнимговорил с профессором по телефону.

– Последним из людей... – Сол сделал акцентна этом слове, – из людей говорил я.

– Почему вы так считаете и когда этопроизошло?

– Я закончил короткий разговор спрофессором примерно в четверть первого ночи. Он просил меня перенестисерьезное обсуждение на завтра, так как собирался переключить линию на работу скомпьютером.

– Но, может быть, он не исполнил своегонамерения? – упорствовал я.

– Нет, исполнил, я пытался дозвониться емув половине первого, но телефон уже был отключен.

– Если не секрет, что вы намеревалисьсообщить профессору в такое позднее время?

– Извольте, я собирался подтвердить свойпоследний результат – все известные нам генетические коды не имеют ничегообщего с кодами объектов АВ.

– Объекты АВ? Вы полагаете убедительнойподобную версию? – высказал свое сомнение я.

– А вы полагаете, что ученые работают сдевяти до восемнадцати с часовым перерывом на обед? – жестко отбил мяч Сол.

Разговор принимал конфронтационную форму –я плохо понимал аргументацию Сола, а он не желал считаться с моейнеосведомленностью. Чтобы снять возникшую напряженность, я попросил егопровести меня по лаборатории. Как мне показалось, доктора обрадовал такойповорот, и он повел меня по лаборатории, объясняя назначение различныхфизических и электронных установок.

В лаборатории занимались исследованиемклеточно-молекулярных запоминающих устройств. Гусман показал мне пластинки,покрытые тончайшим слоем блестящего желтоватого материала. Он давал пояснения,стараясь максимально приблизиться к возможностям моего дилетантскоговосприятия: «На каждой пластинке с обеих сторон нанесено несколько слоев живыхклеток. Последовательность молекулярных структур этих клеток с учетом ихсостава и конфигурации – то есть взаимного расположения элементов – образуетсложный многопозиционный код. Каждая пластинка обладает огромной информационнойемкостью. Например, вот эта, размером с четверть визитки, может вместить всетома ”Британской энциклопедии”. Однако главное вот в чем – клетки размножаются,поддерживая сохранность информации при повреждениях и обеспечивая высокуюнадежность памяти... Для аналогии можно привести пример кожи на пальцах рук:можно порезать палец, но кожа постепенно восстановится вместе с прежнимрисунком. Так и наши клеточные покрытия – никакие локальные повреждения неразрушают записанную информацию».

«Да, но как можно прочитать такую клеточнуюкнигу?» – спросил я. «О, это лучше всех делает Бланш», – ответил Сол, и мыподошли к ее столу, уставленному множеством приборов. Сол пояснял: «С помощьюспециальных электрохимических трансляторов-переводчиков и последующихдекодирующих устройств молекулярно-клеточный код преобразуется в обычныйцифровой код ЭВМ и вводится в компьютер – Бланш научила компьютер читатьзаписи, сделанные клеточным кодом!»

Я обратил внимание на множество желтыхтомов на полках лаборатории. Они стояли в аккуратной последовательности подномерами – от 41 до 128, но профессиональный взгляд сыщика зафиксировал –отсутствовали тома 114 и 115. На каждом томе значились две яркие красные буквыАВ. «В этих томах результаты ваших работ?» – полюбопытствовал я. Впервые Солответил не сразу, мне показалось, что ему не хотелось углубляться в эту тему,как будто я коснулся чего-то очень личного. «Да, – наконец ответил он в непохожей на него задумчивой манере, – можно считать это результатами нашей работы... работы Рэя, прежде всего...» Я полистал том под номером 41 – это былисплошные колонки многоразрядных цифр и... больше ничего.

– Что это означает? – в моем голосе звучалоразочарование.

– Это перевод на машинный язык содержания клеточной записи в объектеАВ-41.

– Каково же это содержание?

– Расшифровка пока не сделана, и мы не знаем, есть ли в этих записяхосмысленная информация.

– Зачем же тратить столько сил на то, что может оказаться бессмысленным?

– В науке нет других путей, – Сол как бы подвел черту и дал понять, чтоне намерен дискутировать со мной по этому вопросу.

Потом мы с доктором сидели в кафе устеклянной стены с видом на парк института, обедали, пили кофе с коньяком идовольно мирно беседовали. Он рассказывал подробно о своей работе с Берлекемпом,о большой удаче с клеточным кодом, о речи Рэймонда на церемонии врученияНобелевской премии. Я, однако, чувствовал, что нечто самое важное Солнедоговаривает, не желает раскрыть это мне, противится моему неожиданномувторжению в мир идей и проблем, выстраданных им вместе с Рэймондом.

– Скажите, Сол, почему Рэй мог убить себя?– задал я, наконец, главный вопрос.

– Не знаю, – было ответом.

– Вы много лет работали с профессором, вызнаете его лучше всех. Если и вам неизвестны мотивы самоубийства, то моя работаобречена на провал, – настаивал я.

– Мне действительно это неизвестно, яговорю вам совершенно искренне.

– Давайте проанализируем факты, – попыталсяя втянуть доктора в обсуждение, – факты, которые нам стопроцентно известны. Вначале первого часа ночи профессор разговаривал с Бланш и с вами. Он,совершенно определенно, не помышлял о самоубийстве. Далее, точно известно, чтопосле половины первого ночи профессор отключил телефон. Следовательно, мы можемисключить какое-либо внешнее вмешательство. Остаются жена и компьютер...

– Оставьте Алису в покое, она святая... –вдруг резко прервал меня Сол, и я четко зафиксировал эту его неадекватнуюреакцию.

– Хорошо, согласен... Тогда займемся