В буче - страница 86

школьный портфель, и кощунственной сладостью, прерывисто, как пульс, билась мысль, что если папа умер, так весь город погрузился в печаль, весь в его память покрылся

черно‐красными флагами.

Поля отшатнулась, открыв двери:

‐ Ой, господь с тобой!

‐ Где папа? ‐ швыряя портфель, закричал он.

‐ В кабинете папа‚‐ пробормотала Поля. ‐ Ой, и Розы Порфирьевны нету, и как

потревожить Ивана Осиповича? Он едва ‐ то поднялся. Может, я чего сделаю?

Папа сидел за столом в халате тети Розы, бледный, всклоченный, и слабым голосом

говорил по телефону. Вася плюхнулся в кресло и, улыбаясь без удержу, уставился на

папину небритую щеку. Папа взглянул и пальцем показал у себя под глазом. Вася провел

у себя под глазом, и на пальцах осталась грязная влага. Тогда он на цыпочках вышел из

кабинета, чтобы снять пальто и утереть лицо.

Когда он вернулся, папа уже кончил говорить по телефону и сидел, сгорбившись, зажав ладони в коленях.

‐ Почему‐то везде траурные флаги,‐ виновато попытался объясниться Вася.

‐ Да. Убит Киров,‐ сказал папа через силу.‐ Словно нарочно, негодяи, выбрали

именно его. Совсем недавно я слышал, как он говорил, что так хочется жить и жить!

Вася мало что слышал о Кирове прежде и лишь теперь столько узнал о нем! Лишь

после смерти Киров стал для него живым, стал очень близким человеком, потому что

тоже оказался томичом.

...Он так хитро организовал в Томске подпольную типографию, что жандармы не

могли найти ее, пока сам собой не провалился в подполье домишко, под которым

пряталась типография.

Со двора виднелась бывшая тюрьма, в которой сидел Киров, теперь в ней была

редакция «Красное знамя».

Недалеко от школы Киров в 1905 году под пулями царских солдат поднял красное

знамя, выпавшее из рук рабочего Кононова...

«Советская Сибирь» опаздывала в Томск на сутки, центральные газеты приходили

еще позже. И вот несколько дней подряд все ложились и ложились на стол газеты

в траурной рамке, с портретом улыбающегося человека.

Вася прочитал, что 1 декабря, сразу же в день убийства, Президиум ЦИК принял

постановление, чтобы следственные власти вели дела обвиняемых в подготовке или

совершении террористических актов в ускоренном порядке: «Судебным органам не

задерживать исполнение приговоров к высшей мере наказания из‐за ходатайства

преступников данной категории. Органам НКВД приводить в исполнение приговоры к

высшей мере в отношении преступников вышеназванных категорий немедленно по

вынесению судебных приговоров».

Вася знал, что первого же декабря в Ленинград выехали Сталин, Молотов, Ворошилов, Жданов. Киров еще не был похоронен, как были приведены в исполнение

первые приговоры: в Ленинграде расстреляно 37 человек, в Москве—29.

6 декабря Москва хоронила Кирова у Кремлевской стены. В этот вечер папа, несмотря на запрещение врачей, взошел на трибуну в зале Дома Красной Армии, где

собрался партийный актив.

После болезни глаза его ввалились и исступленно смотрели из темной глубины.

Только Вася, да еще тетя Роза чувствовали, как ему трудно говорить громким голосом, они улавливали еле заметные придыхания, и тетя Роза качала головой.

‐ В эту минуту,‐ говорил папа,‐ орудийный салют возвестил миру о печали

пролетариев. Классовый враг пытается внести в наши ряды панику. Но партия

большевиков не знает паники. На партийном языке нет такого слова ‐ паника!

7 декабря в Белоруссии было расстреляно 12 человек. 13 декабря военная коллегия

в Киеве приговорила к расстрелу 28 человек

Но страна, и охваченная тревогой, все равно шла вперед.

В эти дни Совнарком вынес постановление об отмене с нового года карточной

системы на хлеб.

В эти дни, потрясшие страну, Вася словно приобщался к великой и тревожной жизни

партии, к делам своего отца. Только он не мог понять, почему убийцы Кирова оказались

одновременно и в Москве, и в Киеве, и в Минске, и почему их было так много ‐ больше

ста человек.

Папа объяснил сурово и кратко:

‐ Враги везде готовили покушения, их заранее схватили за руку

Будто по мере выздоровления папы отступали и грозовые дни. Расстрелов больше

не было, газеты заполнились заметками о подготовке магазинов и хлебопекарен к

свободной продаже хлеба. После траурного митинга папа еще некоторое время

отлеживался, читал «Бруски» Федора Панферова, обрадовано встречал Васю из школы и

тетю Розу с работы.

По вечерам зачастили товарищи.

Вася любил гостей. Пустынная гостиная обживалась, нарушался застылый порядок

резных стульев, во весь свет загорелась люстра, и тяжелая скатерть на овальном столе

скрывалась под сверканьем стекла и фаянса.

Папа, в легкой рубашке, без партийки, молодел, разрумянивался. Из всех знакомых

Подольские были, как бы сказать, наиболее настоящие гости. К жене Трусовецкого тетя

Роза относилась, как младшая к старшей, с женой Байкова, учительницей, она не очень

свободно поддерживала длинные педагогические разговоры. Зато когда появлялась

розовощекая и беловолосая латышка Лилита Подольская, тетя Роза целовалась с нею от

радости, и обе убегали в спальню.

Играла виктрола, Подольский ловко кружил тетю Розу. Папа, усмехаясь слабому

своему умению, танцевал с маленькой пухлой Лилитой. Она всегда носила красивые

платья, и под стать им была военная форма мужа. Эти гости и танцевали, и пели, и даже

вино пили как‐то красиво.

В пластинках господствовал модный Утесов. Вася сидел на диване и смотрел, как две