Всё это нужно пережить - страница 40
* * *
Откуда-то издалека доносятся трубные звуки –
«Привет! До свиданья! Пока!» - ты слышишь, дыханье разлуки
Вдруг стало твоим и моим, ты чувствуешь – через мгновенье
Вот тут, где с тобой мы стоим, где слышится сердцебиенье –
Останется лишь пустота, лишь след от летящего взгляда…
И вновь между нами черта, а прошлое – будто награда.
Ближе к старшим классам потребность погрязнуть в роскоши человеческого общения становилась всё более насущной. Почти каждый вечер мы совершали прогулки вдоль «стометровки», которая располагалась на Советской, либо «нарезали» круги по аллеям сквера имени «Молодой Гвардии». Новый центр города получился просторным, с широкими улицами, фонтанами и скверами. И нам это нравилось. Совершенно не помню, о чём велись вечерние беседы, но отголоски тех разговоров, их едва различимое эхо звучит в душе по сей день, а, значит, были они нужны нам и важны. Кто-то сказал, что своим здоровьем он обязан тому, что ни разу не прикоснулся к сигарете и рюмке, пока ему не стукнуло десять лет. Мы и после десяти, практически, не пили и не курили. Хотя появившиеся в то время сигареты с фильтром привлекали внимание своими упаковками. Больше всего было болгарских - «Трезор», «Аида» (на них была загадочная надпись: «соусировани»), «БТ», «Фемина» (длинные, дамские), «Опал», «Интер», «Стюардесса»… Потом появились кубинские «Ким», «Лигерос», «Партагас»... В этих был сигарный табак, они были – крепчайшие. Я покупал все пачки, выставлял их, как коллекцию, и думал, что это оригинально. Помню, как угостил пришедшего в гости дядю Борю «Партагасом».
Он, не подозревая подвоха, привычно затянулся, и я увидел скупую мужскую слезу, и услышал… много чего услышал, кроме кашля. Больше дядя Боря сигаретами у нас не угощался.
* * *
Летучий дым болгарских сигарет – забытый символ дружбы и прогресса.
«Родопи», «Шипка», «Интер», «Стюардесса» - yе в небесах клубится лёгкий след,
А в памяти, где тень яснее света, uде хорошо быть просто молодым,
С беспечностью вдыхая горький дым Отечества, как дым от сигареты…
* * *
Сигаретный дым уходит в небо, тает в воздухе последнее “Прости”…
Над дорогой, городом, над хлебом – божьи и житейские пути.
Жизнь зависла над чертополохом. Только мир, по-прежнему, большой.
Не хочу сказать, что все – так плохо, не могу сказать, что хорошо.
Пока ещё не растаяло последнее «прости», скажу, что дружба с Игорем продолжилась и после школы, не потеряв теплоты и искренности. Эта искренность, что называется, «вышла мне боком» во время службы в армии. Игорь в то время ещё продолжал учёбу в мединституте, и я почти каждый день расписывал ему армейские будни. Расписывал, позабыв о бдительности, чересчур для тех времён раскованно и вольно. А соответствующая служба бдительности не теряла. Меня вызвали в первый отдел, полковник потрясал перед моим носом письмами и кричал много и громко. Самым приличным было такое: «Что ж ты, сволочь такая, пишешь»? Я получил пять нарядов вне очереди и был направлен на самый трудоёмкий объект. И это называлось «легко отделался». С тех пор писем писать не люблю. Просто терпеть не могу – всё время кажется, что кто-то стоит над плечом, дышит мне в ухо и заглядывает – что там эта сволочь ещё пишет...
* * *
Мне еще до увольненья далеко. Покупаю я в буфете молоко.
Мой карман не тяготят рубли, и в погоны еще плечи не вросли.
До казармы и обратно я – бегом за сержантом, за бывалым “стариком”.
“Разрешите обратиться”, – говорю, обучаюсь уставному словарю.
По утрам на турнике вишу и веселое письмо домой пишу.
Вспоминаю вкус парного молока… И длинна, как путь домой, моя строка.
Игорю повезло поработать сразу после института под руководством знаменитого невропатолога Бабченицера, который сразу заметил одарённость молодого специалиста, и, уходя, порекомендовал на должность заведующего отделением именно Игоря. По-моему, он стал если не самым молодым заведующим, то одним из самых молодых, это точно. И уже очень скоро к нему на приём записывалась длинная очередь. О таких, как Игорь, говорят: «Врач от Бога». И друг – тоже. Всегда с благодарностью вспоминаю его надпись на обложке моего выпускного фотоальбома (понадписывали тогда все – всем) – «Золотому Спектору – ещё больших успехов». С моей заниженной самооценкой это было очень важно. Спасибо, Игорь.
* * *
Все из больницы видится желанней. И будний день в окне – картиной в раме.
И отступают схватки и победы, а наступают завтраки, обеды.
И день, и вечер, и тоска о доме халат на плечи. Строчка в томе
Напомнит жизнь без суеты и позы, в которой кровь соленая как слезы.
* * *
Где же наши с тобою друзья? Сквозь молчанье идем, как сквозь строй.
Только память твоя и моя их улыбки ведет за собой.
Прошлых радостей, прошлых обид гаснет эхо. А может быть, нет?
Что же сердце болит и болит на исходе счастливейших лет.
На исходе счастливейших лет, на пороге неведомых зим,
Где все меньше веселых побед, что же мы все молчим и молчим…
Проходим сквозь жизнь иногда под аккомпанемент молчания, иногда – слыша грохот снарядов (чего быть не должно и не предполагалось)… Но чаще всего – в сопровождении будней и будничных забот (что тоже хорошо). Нечасто встречаемся с друзьями (что хуже), зато, встретившись, вспоминаем только хорошее (в прошлом плохого почти не бывает). Зачастую встречаемся на бегу, случайно. Но в памяти – встречи за столом, одна из недавних была на дне рождения Сергея Мокроусова, который в очередной раз собрал своих друзей. Помню, как мама сказала папе: «Племянник завуча не может быть невоспитанным». Это она – о Сергее, дядя которого был завучем 20-й школы. Мама не ошиблась – Сергей оказался действительно воспитанным и добропорядочным (слово – не из сегодняшнего лексикона). Но, думаю, причина этого – не родство с завучем. Он такой от природы. От мамы и папы. И хорошо, что он не меняется. Хотя, в школе, если бы нужно было охарактеризовать его одним словом, я бы сказал: «Спортивный». И ещё – «поэтичный». Он писал стихи и показывал их одноклассникам, и я запомнил строки о «20-м веке, как двадцатом этаже современности». Это было интересно и необычно. Со своим закадычным другом Юрой Шпаргалюком они были лидерами всех спортивных игр и соревнований. Как эта его спортивность сочеталась с поэтическим романтизмом - трудно сказать. Тем более, ещё труднее было предположить, что во взрослом возрасте к ним добавятся прагматизм лидера и аналитический талант просчитать ситуацию, сделав единственно правильный выбор. Что ж, видимо, это и помогло ему добиться самых значительных результатов в жизни из всего нашего школьного выпуска. Вот, как о нём было написано в «Нашей газете»:
