Медведь и соловей - страница 60
— Ты не ребенок, Вася, чтобы бояться сказок, — рявкнул Петр. Он говорил спокойно и сухо, успокаивая людей. — Алеша, держи сестру в руках. Не бойся, дочка, — сказал он тише и мягче. — Мы победим, зима пройдет, как остальные. Мы с Колей вернемся к тебе. Будь мягче с Анной Ивановной.
— Но, отец…
Петр запрыгнул на спину Бурана. Рук Васи сжалась на уздечке коня. Другого сбили бы с ног и затоптали, но жеребец замер, повернув уши к девушке.
— Пусти, Вася, — сказала Алеша, подойдя к ней. Она не двигалась. Он обхватил ее ладонь на уздечке, шепнул ей в ухо. — Не сейчас. Люди сорвутся. Они боятся за дома, боятся демонов. Если отец послушается, скажут, что он поддается дочке.
Вася втянула воздух меж зубов, но отпустила Бурана.
— Лучше поверить мне, — пробормотала она.
Смелый жеребец побежал. Остальные последовали за Петром. Коля махнул брату и сестре, и они уехали в белый мир, оставив двоих в одиночестве во дворе.
* * *
Деревня казалась очень тихой, когда уехали всадники. Ледяное солнце светило на нее.
— Я тебе верю, Вася, — сказал Алеша.
— Ты вонзил кол своей рукой, конечно, ты мне веришь, — Вася расхаживала как волк в клетке. — Стоило все рассказать отцу.
— Но мы убили упыря, — сказал Алеша.
Вася беспомощно покачала головой. Она вспомнила предупреждение русалки и лешего.
— Это не конец, — сказала она. — Меня просили остерегаться мертвых.
— Кто?
Вася замерла и увидела, что лицо брата было холодным от тени подозрений. Ее отчаяние было таким сильным, что она рассмеялась.
— И ты, Лешка? — сказала она. — Меня предупреждали настоящие друзья, старые и мудрые. Ты веришь священнику? Я ведьма?
— Ты моя сестра, — сказал твердо Алеша. — И дочь нашей матери. Но тебе нельзя ходить в деревню, пока отец не вернется.
* * *
Дом притих к ночи, с темнотой пришел холод. Все сгрудились у печи, чтобы шить, вырезать или чинить в свете огня.
— Что это за звук? — вдруг сказала Вася.
Постепенно семья притихла.
Кто — то снаружи плакал.
Это напоминало поскуливание, едва слышное. Но сомнений не было, она слышала, как плачет женщина.
Вася и Алеша переглянулись. Вася привстала.
— Нет, — сказал Алеша. Он прошел к двери, открыл ее и выглянул в ночь. Он вернулся, качая головой. — Там ничего нет.
Но плач продолжался. Два или три раза. Алеша подходил к двери. А потом Вася прошла сама. Она, казалось, увидела белый блеск между изб крестьян. Она моргнула, и ничего не было.
Вася прошла к печи и заглянула в нее. Домовой был там, прятался в горячем пепле.
— Она не войдет, — выдохнул он в треске огня. — Клянусь, она не может. Я ее не впущу.
— Ты так говорил в тот раз, но она вошла, — сказала Вася едва слышно.
— Комната пугливого человека — другое дело, — прошептал домовой. — Там я не могу защитить. Он отрицает меня. Но сюда она войти не может, — домовой сжал кулаки. — Она не пробреется.
Наконец, луна поднялась, они пошли в кровати. Вася и Ирина прижались друг к другу, укутались в шкуры, дыша в темноте.
Вдруг плач стало слышно вблизи. Девушки застыли.
В их окно поскреблись.
Вася посмотрела на Ирину, глаза у той были открыты, она была напряжена.
— Звучит, как…
— О, не говори, — взмолилась Ирина. — Не надо.
Вася слезла с кровати. Она невольно коснулась кулона на груди. Холод обжигал дрожащую ладонь. Окно было высоко, Вася забралась и открыла ставни. Лед на окне искажал двор.
Но за льдом было лицо. Вася увидела глаза и рот — темные дыры — и костлявую руку, прижатую к замерзшей раме. Существо плакало.
— Впусти меня, — выдохнуло оно. Раздался скрип ногтей по льду.
Ирина скулила.
— Впусти меня, — шипело существо. — Мне холодно.
Вася рухнула, не удержавшись, и растянулась.
— Нет. Нет… — она вернулась к окну. Но там теперь никого не было, луна сияла над пустым двором.
— Что там было? — прошептала Ирина.
— Ничего, Иринка, — рявкнула Вася. — Спи.
Она заплакала, но Ирина не видела.
Вася вернулась в кровать и обвила руками сестру. Ирина молчала, но долго не спала и дрожала. Потом она уснула, и Вася убрала руки сестры. Ее слезы высохли, лицо было решительным. Она прошла на кухню.
— Думаю, мы умрем, если ты пропадешь, — сказала она домовому. — Мертвые ходят.
Домовой высунул уставшую голову из печи.
— Я буду держаться, сколько смогу, — сказал он. — Посиди сегодня со мной. С тобой я сильнее.
* * *
Три ночи Петр не возвращался, и Вася оставалась в доме и сидела с домовым. В первую ночь она слышала плач, но ничто не приближалось к дому. На вторую ночь стояла идеальная тишина, а Вася ужасно хотела спать.
На третий день она решилась попросить Алешу посидеть с ней. Тем вечером пылал кровавый закат и угас, оставив голубые тени и тишину.
Семья задержалась на кухне, спальни казались холодными и далекими. Алеша точил копье в свете печи. Лезвие в форме листа отбрасывало отблески на стены.
Огонь догорал, кухня была в красном сиянии, и снаружи прозвучал низкий вой. Ирина прижалась к печи. Анна вязала, но была потной и дрожала. Глаза отца Константина были огромными, было видно белки, он шептал под нос молитвы.
Приблизились шаркающие шаги. Все ближе и ближе. А потом у окна раздался голос:
— Темно, — сказал голос. — Холодно. Открой дверь. Открой, — а потом — тук — тук. Стук в дверь.
Вася вскочила на ноги.
Алеша сжал древко копья.
Вася прошла к двери. Сердце колотилось в горле. Домовой был рядом с ней, скрипел зубами.
— Нет, — выдавила Вася, губы немели. Она впилась пальцам в рану на ладони, прижала окровавленную ладонь к двери. — Прости. Дом для живых.
