Медведь и соловей - страница 68

У огня было много места, хоть тут и стояли две большие и крепкие лошади. Вася нахмурилась. Комната была до этого не такой большой.

Стол был с двумя серебряными чашками и изящным кувшином. Запах теплого меда заполнил комнату. Буханка черного хлеба, от которой пахло рожью и анисом, лежала рядом с тарелкой со свежей зеленью. На краю стола стояла миска груш и миска яблок. За ними стояла корзинка белых цветов со скромно опущенными головками. Подснежники.

Вася замерла и смотрела.

— Ты же за этим пришла? — сказал Морозко.

— Я не думала, что найду их!

— Тебе повезло, что я это сделал.

Вася смотрела на цветы и молчала.

— Поешь, — сказал Морозко. — Мы поговорим позже, — Вася открыла рот, чтобы возразить, но пустой желудок ревел. Она подавила любопытство и села. Он опустился на стул напротив, прислонился к плечу лошади. Вася посмотрела на еду, ее губы дрогнули. — Это не яд.

— Надеюсь, — сказала ошеломленно Вася.

Он отломил кусок хлеба и дал Соловью. Жеребец радостно его съел.

— Поешь, — сказал Морозко, — или твой конь все съест.

Вася осторожно взяла яблоко и откусила. Ледяная сладость окутала ее язык. Она потянулась к хлебу. Она и не заметила, как опустела миска, пропала половина буханки, и она сидела сытая и кормила хлебом и фруктами двух лошадей. Морозко не притронулся к еде. Она поела, и он налил медовухи. Вася пила из серебряной чашки, наслаждаясь вкусом холодного солнца и зимних цветов.

Его чашка была такой же, как у нее, но камни были голубыми. Вася не говорила, пока пила, а потом опустила чашку на стол и посмотрела ему в глаза.

— Что будет теперь? — спросила она.

— Зависит от тебя, Василиса Петровна.

— Я должна пойти домой, — сказала она. — Моя семья в опасности.

— Ты ранена, — ответил Морозко. — Хуже, чем думаешь. Ты останешься, пока не исцелишься. Твоя семья не пострадает, — он мягче добавил. — Ты вернешься домой на рассвете той ночи, в которую ушла. Обещаю.

Вася молчал, усталость мешала спорить. Она посмотрела на подснежники.

— Почему ты принес мне это?

— Тебе выбирать — нести их мачехе или идти в монастырь, — Вася кивнула. — Они у тебя есть. Можешь делать, что хочешь.

Вася осторожно протянула палец и погладила шелковистый лепесток.

— Откуда они?

— С края моих владений.

— И где это?

— У проталины.

— Но это не место.

— Разве? Это много мест. Как мы с тобой — многое, так и мой дом — многое, и даже этот конь с головой на твоих коленях — многое. Твои цветы здесь. Радуйся этому.

Зеленые глаза посмотрели на него, мятежные, а не робкие.

— Не люблю неполные ответы.

— Хватит задавать такие вопросы, — сказал он и очаровательно вдруг улыбнулся. Она покраснела. Жеребец придвинул голову ближе. Она скривилась, когда конь задел ее раненые пальцы.

— Ах, — сказал Морозко, — я забыл. Болит?

— Немного, — но она не посмотрела ему в глаза.

Он обошел стол и опустился, чтобы их лица были на одном уровне.

— Можно?

Она сглотнула. Он взял ее за подбородок рукой, повернул ее лицо к огню. Черные следы были на ее щеке там, где он коснулся ее в лесу. Кончики ее пальцев рук и ног были белыми. Он осмотрел ее ладони, провел пальцем по замерзшей ступне.

— Не двигайся, — сказал он.

— Почему бы… — но он прижал ладонь к ее челюсти. Его пальцы вдруг стали жаркими, ужасно горячими, и она ожидала запах своей обгоревшей плоти. Она пыталась отодвинуться, но другая его ладонь прижалась к ее затылку, впилась в ее волосы и держала ее. Ее дыхание дрожало и хрипело в горле. Его ладонь скользнула по ее горлу, жжение стало сильнее. Вася была слишком потрясена, чтобы кричать. Когда она подумала, что больше не выдержит, он отпустил. Она прижалась к коню, он выдохнул ей в волосы.

— Прости меня, — сказал Морозко. Воздух вокруг него был холодным, несмотря на жар в его ладонях. Вася поняла, что дрожит. Она коснулась поврежденной кожи. Она был гладкой и теплой, без следов.

— Больше не болит, — она заставила голос быть спокойным.

— Да, — сказал он — Я немного умею исцелять. Но это не проходит мягко.

Она посмотрел на свои ноги, на пострадавшие кончики пальцев.

— Лучше, чем быть калекой.

— Как скажешь.

Но, когда он коснулся ее ног, она не смогла удержать слезы.

— Дашь мне руки? — сказал он. Вася замешкалась. Кончики ее пальцев были замерзшими, ладонь была перемотана тканью, чтобы скрыть рану от ночи с упырем, пришедшим к Константину. Она помнила о боли. Он не ждал ее ответа. Она собралась силами, но подавила крик, пока ее пальцы теплели и розовели.

Он взял ее левую ладонь и начал разматывать ткань.

— Это ты меня ранил, — сказала Вася, чтобы отвлечься. — В ночь, когда пришел упырь.

— Да.

— Зачем?

— Чтобы ты увидела меня, — сказал он. — Чтобы запомнила.

— Я видела тебя раньше. И не забыла.

Он склонил голову над работой. Но она видела кривой изгиб его губ.

— Но ты сомневалась. Ты бы не поверила своим ощущениям, когда я ушел. Я теперь чуть больше тени в домах людей. Когда — то я был гостем.

— А кто тот одноглазый мужчина?

— Мой брат, — кратко сказал он. — Мой враг. Но это долгая история, не на ночь, — он отложил полоску ткани. Вася поборола желание сжать кулак. — Это будет исцелить сложнее, чем обморожение.

— Я открывала рану, — сказала Вася. — Похоже, это помогает защитить дом.

— Да, — сказал Морозко. — Это сила твоей крови, — он коснулся раны, Вася вздрогнула. — Но это пока ты юна, Вася. Я могу исцелить это, но останется след.