Благодать - страница 29
– А если сказать «койка»? – входил в азарт Иван Ильич.
– Заимствование из голландского в Петровскую эпоху.
– Пижама, – называл Иван Ильич предметы, которые попадали в его поле зрения.
– Из английского.
– Халат.
– Из арабского.
– Га зе та.
– Из итальянского.
– Уф! – Иван Ильич перевёл дух. – И откуда Вы всё это знаете?
– Я здесь много книг прочитал: у Шмульзона при кабинете библиотека хорошая есть. А так я был школьным учителем истории. Уже пять лет, как на пенсии. Да-а, – задумался Иван Васильевич о чём-то своём, – вот чужих детей учил-учил, а своих проглядел…
– И что же мне теперь делать? – приходил в себя Иван Ильич.
– Побольше своей головой думать. А то мы привыкли, что нас всё время кто-то направляет, как пастух стадо. Здравого смысла нам всем катастрофически не хватает, и его не купишь ни за какие деньги.
– Расскажите ещё что-нибудь, – попросил Иван Ильич, – а то всё равно делать нечего, а Вы так интересно рассказываете. Ну, а какие же слова в нашем языке исконно русские?
– Да вот, хотя бы «окно» от слова «око», то есть глаз, глаза дома, – охотно продолжал говорить Иван Васильевич. – Или же вот, к примеру, «подушка» – подложить под ушко. «Рубль» – вообще, стопроцентно исконное русское слово… Правда, сейчас в цене больше доллар. За доллар сейчас могут и отца родного порешить…
Иван Васильевич не закончил свою мысль, потому что вошёл Сергей Николаевич Шмульзон.
– Иван Васильевич, не поможете санитарам машину с бельём разгрузить? – спросил он вежливо.
– Отчего же не помочь, – вскочил с готовностью Иван Васильевич. – У чёрного входа?
– Да, рядом с кухней. Идите, а мы пока с Иваном Ильичом побеседуем, – Шмульзон вошёл и сел на стул, а у дверей остался стоять один из давешних дюжих санитаров.
– Не надо мне больше уколов делать, – сжался Иван Ильич. – Меня от них мутит, и тело всё как ватное.
– Это бывает, бывает, – как бы раздумывая о чём-то своём, но пристально глядя на Ивана Ильича, сказал Сергей Николаевич.
– Мне нужна Ваша помощь, – неуверенно произнёс Иван Ильич. – Вы можете сказать мне, что с моей женой? Она… она ж-ж-ж ива?
– Жива и здорова, хотя Вы очень сильно напугали её своей выходкой, – с некоторой укоризной произнёс врач.
– Жива! – Иван Ильич вскочил и бросился к Шмульзону, чтоб поблагодарить его за благую весть, но санитар сделал ему предупреждающий жест, и он опять послушно сел на свою кровать.
– Вот видите, какая у Вас реакция прекрасная, а говорите, что тело как ватное, – устало проговорил Сергей Николаевич и потёр глаза под очками. – Приходила Ваша жена сегодня, видеть Вас хотела, но Вы спали… и потом, если Вы будете и дальше себя так вести…
– Я не буду, доктор, честное слово!..
– Тут дело не в Вашей честности, а в том, что у Вас, скажем так, небольшое психическое расстройство, и в каких-то ситуациях – я пытаюсь понять, в каких именно – Вы не можете контролировать своё поведение.
– Я просто устал немного: весенний авитаминоз и всё такое… Нервы ни к чёрту, – заплакал Иван Ильич.
– Ну, не надо воспринимать Ваше пребывание здесь, как непоправимую трагедию, – Шмульзон подошёл к Ивану Ильичу и положил ему руку на плечо, отчего тот слегка вздрогнул. – У человека две субстанции – конечно, их значительно больше, но мы пока поговорим о двух из них – физическая и психическая, – Сергей Николаевич начал расхаживать по палате. – И та, и другая иногда болеют, но современный человек больше озабочен состоянием своего физического тела, нежели здоровьем своей психики, здоровьем души, а она, тем не менее, тоже требует к себе внимания и иногда даёт сбои в работе, если на неё совсем наплевать. Конечно, и физика, и психика взаимосвязаны меж собой, и очень часто болезнь души влечёт за собой болезнь тела, так же, как и болезнь тела влечёт за собой болезнь души, но бывает, что человек находится в разладе с самим собой и со своей душой, а это гораздо хуже. Он как бы спорит, воюет с самим собой, сам себя разрушает… Ладно, не буду Вас очень утомлять, – прервал свою лекцию Шмульзон. – Я хочу, чтобы Вы сегодня побывали на прогулке: погода прекрасная, а Вы уже два дня без свежего воздуха. И ещё. Тут Ваша жена записку Вам оставила. Вот, возьмите.
Иван Ильич развернул небольшой листок из школьной тетради в клеточку, на котором сбивчивым почерком было написано: «Мы с Гаврюшей по тебе скучаем. Поправляйся скорее. Детям ничего не сказала. Аня». Иван Ильич приложил записку к губам и так просидел некоторое время с закрытыми глазами. Сергей Николаевич вышел и больше не докучал ему.
* * *
На прогулке Иван Ильич с удивлением заметил, что уже наступила настоящая весна, даже можно сказать, весна, переходящая в лето. Около больницы находился чудесный парк, который весь был окутан лёгкой жизнерадостной дымкой из свежей листвы, глядя на которую ужасно хотелось жить дальше. Сквозь эту светло-салатную зелень виднелось синее-пресинее небо, которое давно не показывалось из-за дождевых и снеговых туч. Работники больницы высаживали какие-то незатейливые морозоустойчивые цветы на небольших клумбах, но для Ивана Ильича сейчас это были самые прекрасные цветы на свете. Он даже вызвался помочь санитаркам и быстренько вскопал землю на клумбах. Его примеру последовали ещё несколько пациентов и с детским восторгом сделали рабатку из цветов разной высоты под окнами главного корпуса.
Иван Ильич сидел довольный и счастливый на скамейке под большим, раскидистым, ещё не до конца распустившим свою листву деревом и жадно вдыхал этот запах сырой земли, свежей травы и смолистой листвы. Он снова и снова перечитывал письмо Анны Михайловны и целовал каждую строчку в нём.
