Бандеровка - страница 32
Никто ему ничего не отвечал, но и не просили замолчать.
— Добро пожаловать в Новороссию! — кричал он людям, въезжающим в Украину.
«Опять крестовые походы. Опять новый виток той же спирали. Бог, действительно ли ты этого хочешь?»
Людей в камуфляже без нашивок на таможенном пункте было очень много. Богдана подала свой паспорт в окошко.
— Из Киева?
— Да.
— Почему здесь пересекаете границу?
— Еду в этом направлении, в Волгоград.
Таможенник подозрительно посмотрел на нее.
— Пройдите на досмотр.
Богдана раскрыла свой чемодан. Парень с автоматом за плечами присел на корточки и начал внимательно осматривать его содержимое. Он открывал все кармашки: одежда, книги, плейер…
— Это что? Вы журналист? — он вытащил ее пресс-карту.
— Да, — от его тона Богдане вдруг стало не по себе.
— Информацию здесь собираете?
— Нет! Я по личным делам, по семейным еду!
— На Майдане стояла? — парень вдруг перешел на ты.
— Я… да, стояла…
— Камни, «коктейли Молотова» в «Беркут» бросала?
Богдана молчала.
— Задержана! Пойдем, поговорим, — он взял ее за локоть.
— Не имеете права! — Богдана попыталась выхватить руку.
Тут же подбежали еще двое мужчин в военном и, не церемонясь, схватили ее и чемодан. Из раскрытого чемодана посыпались вещи. На асфальт выпала футболка с Бандерой и распласталась по нему ярким ядовитым цветком. Таможенник медленно поднял ее.
— Так ты бендеровка! — он ухмыльнулся и покачал головой.
— Бендеровка! — крикнула женщина в очереди.
— Поймали бендеровку, тварь! — понеслось дальше в толпу. — Держи ее, суку!
Ее быстро увели в закрытую машину и отобрали телефон. Возле дверцы к ней подскочил полный мужчина в штатском с перекошенным лицом и заорал на ухо: «Я б тебя сам лично убил, фашистская мразь! Когда тебя отпустят, я тебя поймаю и утоплю в речке!» Его оттолкнули, Богдане надели на голову мешок.
— Пожалуйста, — она заплакала. — Это недоразумение. Я еду к мужу в Россию. Я просто обычная девочка, посмотрите на меня! Я ничего не сделала! Я даже толком не понимаю, что здесь вообще происходит! Умоляю вас, вы же все нормальные люди! Я вам в дочери гожусь! Вы же сами знаете, что так нельзя. Это не по-человечески! Пожалуйста, отпустите меня!
Никто ничего не отвечал ей.
— Подумайте, что вы делаете? Это же преступление! Нас просто натравили друг на друга, как собак, заставили ненавидеть. А вы схватили ребенка и рады! Я обычная киевлянка, как тысячи и миллионы других. Я не фашистка, не нацистка, не бандеровка! Это все миф, придуманный для того, чтоб вы нас ненавидели, чтоб была война. Разве она вам нужна?
— Помолчи! С тобой поговорят, когда нужно, — отозвался один.
— Можно мне позвонить мужу?
— Нет!
Богдану трясло. Руки и ноги ходили ходуном. Когда ее высаживали из машины, она почувствовала, что не может идти. Тогда чья-то лапа железной хваткой взяла ее за плечо и потянула вперед, она же и удерживала в воздухе, когда у Богданы заплетались ноги или она спотыкалась. Через несколько метров они остановились. «Голову!» — крикнул мужчина. Богдана не поняла. Ей резко наклонили голову, и прохлада и сырость подвала пахнули ей в лицо. За шкирку ее свели по ступенькам и посадили на стул в углу.
— Еще одна шпионка прибыла! — гаркнули рядом.
— Попалась? Ну пусть посидит, подумает!
Мешок сняли. Когда мужчины ушли, Богдана осмотрелась. У правой стены на широкой скамье сидела женщина. В темноте не было видно ее лица.
— Что они со мной будут делать? — спросила Богдана.
— Допрашивать, — ответила та глухо.
— Бить будут?
— Не знаю. Будут угрожать, морально давить.
— Они… изнасилуют меня?
— Откуда я знаю, меня пока не насиловали.
— А вы давно здесь?
— Позавчера привезли утром.
Спрашивать «за что?» казалось Богдане глупым, она понимала, что ни за что, так же, как и ее. Оттого, что рядом есть другая такая же женщина, становилось чуть спокойнее.
— Как вас зовут?
— Ира.
— Меня Богдана. Вы тоже журналистка?
— Да. Снимала в Счастье, в Донецке. А здесь не получилось.
— Вас уже допрашивали?
— Если это можно назвать допросом, — усмехнулась она. — Меня сначала заперли в комнате в административном здании. Где-то здесь, неподалеку, в каком-то поселке. И проводили со мной разъяснительную беседу. Говорили, что я их гостья!
У нее снова вырвался смешок.
— Какая гостья, если я сижу взаперти? Потом просто угрожали. Рассказывали про химическое оружие, которое якобы использует украинская армия, зарезанных детей. Мол, украинский военный идет по улице, хватает первого попавшегося мирного жителя и вспарывает ему живот. Труп — в одну сторону. Кишки — в другую. Я просто слушала, ничего не отвечала. Потом перевезли в этот подвал.
Они помолчали.
— Я даже не смогла никому сообщить, — тяжело вздохнула Богдана.
— Ничего, скоро канал начнет искать. Они занимаются этим вопросом, если журналист не выходит на связь.
— Я не по заданию. Я уволилась перед выездом.
Время в темноте тянулось очень медленно. Солнечные лучи не проникали в подвал. Только из коридора, из-под двери, просачивался свет от тусклой лампы. Изредка слышались низкие мужские голоса. Богдана встала и прошлась по подвалу. Он был небольшой, примерно три на три метра. Но тут же почувствовала слабость и снова села на стул. Тревога внутри, как черная дыра, высосала из нее всю энергию.
Прошло несколько часов, как показалось Богдане, — и ее повели на допрос. В соседнем помещении того же подвала ей направили в лицо луч фонаря, и высокий мужчина в черной майке и татуировках, играя оружием, начал задавать ей вопросы. Разговор записывался на камеру. Вопросы были о Правом секторе и Яроше. Богдана ничего не знала.
