Кактус. Никогда не поздно зацвести - страница 39
На другой день, раздвинув занавески моей спальни (вулканические воронки, созданные дизайнером с единственной, по-моему, целью – нагонять температуру при детских простудах), я загляделась на пейзаж, открывавшийся мне каждое утро детства. За несколько десятилетий вокруг ничего не изменилось: скромные сады разделяли уходящие вдаль толстенькие живые изгороди из самшита, четких очертаний газоны были коротко подстрижены на зиму, опрятные сарайчики по углам обильно вымазаны креозотом для защиты от здешней влажности, и изредка попадался одинокий декоративный бассейн для золотых рыбок или альпийская горка с бетонными фигурками зверей. Листья, которые ветер оборвал с деревьев, к вечеру обязательно будут собраны граблями в аккуратные кучки. Будь я менее дисциплинированной особой, я, наверное, поддалась бы меланхолии при мысли, что никогда больше этого не увижу, но подобные эмоции не имели смысла: я редко бывала здесь счастлива. Когда я вышла в кухню, Роба не было ни видно, ни слышно, но пустая пивная бутылка и тарелка с крошками от тоста доказывали, что он все же вернулся. Я открыла буфет, где, как я знала, мать хранила овсяные хлопья. Обычные хлопья с отрубями так и стояли на привычном месте – с уже, как оказалось, истекшим сроком годности. Я гадала, чем же завтракают эти мужчины, когда в кухню вошел Роб в пижамных штанах и махровом халате.
– Утро доброе, Сьюзен, – пробормотал он. Лицо у него было заспанное. – Я услышал, как ты ходишь по дому. Который час? Полседьмого?! Блин! – не удержался он, взглянув на часы микроволновой печи.
– У меня впереди насыщенный день.
– Но ведь сегодня выходной! – Он потер лицо ладонями и зевнул. – Ну, ладно, я уже встал. Предлагаю вот как: ты завариваешь чай, а я беру на себя завтрак. Доспать я и потом досплю.
Над маслянистой грудой вегетарианских сосисок, яиц, бобов и грибов, которые я честно, но безуспешно пыталась есть, Роб распространялся о своем бизнесе, будто мне интересно знать, что он делает с целью снискать хлеб насущный. Однако я не забыла о своем плане быть покладистой и даже дружелюбной, чтобы Роб не был настороже, когда я начну его расспрашивать. Он рассказывал, что после окончания школы искусств сменил несколько должностей, в основном выполняя не требующие особой квалификации заказы, но к тридцати годам решил взяться за ум, закончил курс садового дизайна и открыл собственную компанию.
– И при чем здесь тогда путешествия? – спросила я с интересом, который, разумеется, был абсолютно притворным.
Роб ответил, что к длительной поездке его подтолкнул развод. Невероятно, но одна из клиенток так возлюбила территорию возле своего дома, окультуренную Робом, что ушла от мужа к Робу – так сказать, в шалаш, но к милому. Вскоре они поженились и сразу после этого поняли, что не так уж и любят друг друга. Опрометчиво заключенный союз кое-как продержался пару лет, после чего супруга бросила Роба, как ненужный балласт, и ушла к владельцу ломбарда, куда ходила с целью заложить обручальное кольцо покойной матери Роба. Дом, где проживали супруги, был продан, а деньги поделены пополам, что очень устраивало бывшую жену и совершенно не устраивало Роба. Ну и остолоп… Он поехал в Индию «проветрить мозги», и там на него снизошло откровение, что жениться ему нужно на бывшей подружке еще с университетских времен, некоей Элисон. Он твердо решил отыскать эту Элисон и заново проторить дорожку к ее сердцу, когда немного разгребет завал на работе.
– Бизнес в последнее время пошел в гору, – говорил он. – Мне приходится вести два, а то и три проекта одновременно, поэтому я нанял еще одного помощника. А на прошлой неделе я окончательно оформил покупку дома – старый, трубы все нужно менять, но с большим потенциалом.
– Рада слышать, что у тебя все получается, – сказала я, промокнув губы салфеткой, и поднялась из-за стола, велев Робу вымыть посуду и вытереть столы в кухне, пока я приступлю к запланированным делам.
– Без проблем, чуть позже вымою. Часок еще подремлю, – отозвался он и скрылся наверху.
Набрав необходимых емкостей для мусора, я набрала воздуху в грудь и толкнула дверь в спальню матери. Здесь ничего не изменилось с самых похорон, разве что тюлевые шторы были сняты с карниза и блеклой грудой лежали на полу. Все казалось мрачным: день выдался пасмурный, а грязные стекла эркерного окна пропускали мало изредка проглядывавшего солнца. Включив люстру и две лампы в абажурах с бахромой, я опустилась на низенький табурет перед туалетцем моей матери и поглядела на свое тройное отражение: одно анфас в большом центральном зеркале и два более загадочных, ускользающих, в узких боковинах. Прямое отражение меня ничем не удивило – его я видела каждое утро, подкрашиваясь или же посматривая на себя в витрины магазинов. А вот боковые ракурсы оказались незнакомыми – это лицо вполне могло принадлежать кому-нибудь другому. Прическа у меня оказалась не такой безукоризненной, как я ожидала, профиль не настолько сильным, как мне представлялось, и кожа под подбородком начала отвисать, чего я не помнила прежде. Неприятно было думать, что другие видят во мне то, чего не вижу я. Мать часто сидела перед этим зеркалом. Интересно, ее все устраивало в тройном отражении? Нравился ли результат сложения трех ракурсов в единое гармоничное целое? А мой отец, сиживал ли он здесь когда-нибудь, вглядываясь в себя, как я сейчас? Наверное, нет. Он бы не захотел видеть то, что глядело на него из зеркальной глубины.
Впрочем, это уже размышления в пользу бедных… Пора приниматься за дела, ибо я ограничена временем. Выдвинув верхний ящик туалетного столика, я невольно вдохнула затхлый запах старой косметики. Открыв древнюю пудреницу, я поднесла к носу маленькую розовую пуховку, вспомнив, как мать наклонялась ко мне поцеловать на ночь, когда я уже лежала в постели. Мне всякий раз хотелось, чтобы она со мной посидела, подержала за руку и погладила по волосам, но ей обязательно нужно было торопиться к Эдварду, который не успокаивался, пока не выслушивал невероятное количество сказок и колыбельных, не выдувал чашку какао, а еще чтобы при нем проверили, не спрятались ли чудища в платьевом шкафу или под кроватью. (Интересно, как он сейчас справляется? Или почетная обязанность заглядывать ему под кровать досталась Робу?) А когда мать выполняла все капризы Эдварда, нужно было заниматься моим отцом…
