Моногамист - страница 240
Вижу то самое лицо, тот самый синий взгляд, который так упорно искал тогда, и продолжаю в нём тонуть вот уже двадцать пятый год своей жизни…
— Тогда всё и случилось. Но… я опоздал!
Я так чудовищно, непростительно глупо опоздал… Мы так много всего упустили, так много потеряли, так много не успели… Столько ошибок наделали, столько боли причинили друг другу, но всё равно соединились, потому что иначе не могло быть.
И тогда в тот летний крымский день я это почувствовал! Мне было только 17 лет, но я был мужчиной и обязан был принимать безошибочные решения, смотреть далеко вперёд, предвидеть, предугадывать…
К тому моменту жизнь уже успела проверить меня на прочность дважды. В той точке я вовсе не был уже ребёнком или глупым юнцом, но мудрости всё же оказалось недостаточно, чтобы понять — вот она, та самая, хватай за руку и держи, что есть мочи держи, ищи предлоги, придумывай оправдания, очаровывай, соблазняй, давай обещания, но не упускай, ведь это и есть оно, то самое уникальное неповторимое твоё счастье…
— Ты что-нибудь слышала о моногамии?
— Это явление, которое возможно и у людей, и у животных, но классический пример это лебеди — они выбирают в юности только одного партнёра и проживают с ним всю жизнь. При этом известны случаи, когда после гибели одного из пары, второй умирал от голода, но фактически от тоски, потому что прекращал питаться именно после смерти партнёра.
Обнимаю свою супругу крепче, целую, и не потому, что считаю нужным, а потому, что не могу сдержать нахлынувшей нежности и жажды ещё большей близости, чем есть, ведь мне всегда мало, всегда слишком мало её… Всего времени Вселенной не хватит мне, чтобы налюбоваться ею досыта, напиться её нежности, надышаться таким знакомым и таким влекущим запахом родного человека, единственной любимой в моей жизни женщины. Как бы сильно она меня ни любила, мне всегда мало этой любви и хочется ещё больше, больше взглядов, больше поцелуев, больше объятий, больше нежных, страстных ночей… Хочу больше времени с ней, ещё, ещё и ещё…
— Так же было и у моего отца, но мне, очевидно, досталась какая-то самая крайняя форма, — улыбаясь, раскрываю ей все свои тайны, все, какие остались, всё, что она не знала обо мне — пусть знает, ведь теперь только понимаю: примет любого, каким бы ни был, примет, потому что любит.
— Когда отцу было 17 лет, он путешествовал по Испании со своим другом, отцом Яна, к слову. Они куражились от души, как он рассказывал сам, познавали жизнь во всех её проявлениях… Однажды им довелось посмотреть деревенскую корриду в местечке неподалёку от Барселоны. После этой корриды в деревне, как водится, был праздник с танцами, песнями, угощениями. И вот, мой отец увидел танец, который покорил его. Это был Фламенко — темпераментный, горячий испанский танец о любви, и исполняла его девушка с длинными чёрными волосами. Эти волосы, алая роза в них, её тёмные карие глаза, страстные движения рук и её изящного тела запали ему в душу. Этой девушкой была моя будущая мать Лурдес, и было ей всего 15 лет… Но тогда он только один лишь раз увидел её, а вернуться смог, когда ему исполнился 21 год. Целых четыре года он помнил её, но боялся, очень боялся опоздать. Однако, успел вовремя, мама должна была выйти замуж за другого молодого человека всего через две недели, но вместо этого сбежала из дома и обвенчалась с отцом в Церкви Сан-Винсент в Тосса дел Мар, романтичном городе на побережье, около Барселоны. Я надеялся, что это место поможет мне… но ты ответила «нет». Мой отец женился против воли своего отца, моего деда, поэтому не получил никакой помощи и остался без наследства. Им было нелегко какое-то время, особенно когда родилась моя самая старшая сестра, но скоро дед умер, и отцу все равно досталась его доля семейного пирога. У моих родителей было настоящее сильное Чувство, они жили страстно, рожали детей, любили друг друга так, что им завидовали все вокруг. Много лет спустя, уже после их смерти, люди продолжали помнить о них, никому не давала покоя их история, которую они и не прятали ни от кого, но ни у кого не было ничего подобного. Когда они разбились, все, абсолютно все стали говорить, что их убила зависть людей. Так говорили даже те, кто сам им завидовал. Только… я не знаю, зачем они оставили меня здесь… одного…
— Не они оставили тебя здесь, это сделала твоя мать, потому что она знала: где-то для тебя уже родилась я и жила целых три года, и что я буду ждать тебя всю свою жизнь, и что если ты не придёшь, это будет самая несчастная и самая пустая жизнь на всей Земле, потому что моя пара умерла бы раньше, чем поняла бы, что она пришла в этот мир, чтобы искать и найти меня…
Её глаза наполнены слезами и смотрят в мои с бесконечной любовью и теплотой, и я понимаю, что несмотря на все свои ошибки, главное всё же сделал правильно — вырвал её из трясины серой жизни с ненастоящим, не её человеком, сумел убедить, не важно как и не важно чем, не важно, сколько при этом потерял сам, важно то, что обрёл, дав нам обоим шанс на то необъятное счастье, в каком мы теперь оба ежедневно, ежечасно, ежесекундно купаем друг друга…
— Тебе хорошо со мной? — спрашиваю.
Прижимается к моей груди, с силой обхватывая обеими руками:
— Очень хорошо!
Спустя время добавляет:
— И перестань уже спрашивать!
— Мне нужно знать, — возражаю.
Да, мне нужно знать. Я не прошу у неё прощения за то, что мучил целых два года так, что едва не довёл до самоубийства, за сына, который умер не родившись, за все свои ошибки, промахи, косяки, за то, что она вечно вынуждена вытаскивать меня из какого-нибудь дерьма и быть мне, по большому счёту, мамочкой.
