Моногамист - страница 241

Мне нужно как воздух это знание, что у неё всё хорошо, что она счастлива, что её жизнь именно такая, какую я когда-то ей пообещал, что прилагаю достаточно усилий, делаю всё, что нужно, что необходимо, что требуется для её счастья. Пусть я облажался и не раз, но ведь всё можно исправить, если действительно этого хотеть?

Глава 85. А жизнь продолжается

Mani Beats — N&N

Мы возвращаемся с пляжа по тёплой деревянной дорожке, Лера впереди меня, я — сзади. На ней мой любимый тёмно синий сарафан в белую точку — обожаю его за то, как плотно он облегает её фигуру, чётко повторяя каждый контур, так что мысленно его можно легко снять и…

Лерина рука, поблёскивая новым обручальным кольцом, загребает копну светлых волос и закидывает на плечо, открывая мне её шею, и я уже прижимаюсь к ней губами, веду линию вниз, едва касаясь, расстёгивая молнию на её платье, запускаю руку под него, пробираюсь между тканью и её подмышкой, чтобы добраться до самого сладкого — её груди… Внезапно Лера останавливается и наклоняется вниз, чтобы отряхнуть ноги от песка и обуться в свои шлёпанцы, бросает мимолётный взгляд на меня, и я тут же перебрасываю своё полотенце с плеча на руку. Само собой, она это замечает:

— Что?

— Ничего, — улыбаюсь.

Лера выпрямляется и снова неспешно вышагивает по дощатой дорожке, а я… я уже начинаю сходить с ума! А как не сходить? У моей жены от природы широкие бёдра и от той же природы когда-то была тончайшая талия, но я не приверженец тонкости и худобы ещё со времён Офелии. Сейчас моя супруга не имеет ничего общего со стройностью, но её не такая и идеальная талия выглядит узкой на фоне бёдер — а это и есть то, что не даёт мне возможности любоваться красотами испанских пейзажей, перехватывает моё дыхание, разгоняет сердечный ритм и заставляет нести полотенце только на руке, прямо перед собой.

Но как она идёт! Раскачивает своими роскошными бедрами, и каждый её шаг отзывается стонущей ломотой у меня в паху… Я снова мысленно расстёгиваю это синее платье, мои ладони ложатся ей на ягодицы, сжимают их…

— Спиной чувствую твои скабрезные мысли! — сообщает мне совершенно невозмутимый голос моей Лерочки. Даже головы не повернула.

— Тебе кажется, Солнышко. Не фантазируй.

— Фантазии — не моя слабость. А вот муж грешит, — на этот раз я получаю хитрющий взгляд вполоборота.

«Дурак» — думаю, — «не надо было вообще трогать это полотенце — она бы и не заметила».

И вдруг, тонкая лямка сарафана как бы невзначай сползает с её плеча, и, конечно же, моя рука не ждёт, пока я отдам указания — уже нежно поправляет её. Лера тут же наклоняет голову и прижимает щекой мои пальцы к своему плечу, закрывает глаза, и меня накрывает её нежностью — забыв обо всём прижимаюсь к ней всем телом, и уже что-то целую, то, что попалось первым на моём пути, запах её волос и солнца на её коже окончательно затмевает мой разум, я забываюсь и, наконец, с силой вжимаюсь в её бёдра.

— Ну, я так и знала! — сообщает с довольным видом.

Разворачивается ко мне лицом, обнимая рукой за шею, целует в губы:

— Потерпи до отеля, нам же пять минут идти, не больше!

— Я терплю, — отвечаю шёпотом, не в силах оторвать свои губы от её шеи.

— Поправь полотенце, не смущай бабушек…

А в голосе больше нет ни иронии, ни сарказма, ни стремления всегда и при каждом удобном случае подтрунивать надо мной, в нём — желание, вязкое, тягучее, горячее…

Ryan Adams — Blank Space (from '1989')

Мы плавимся от сентябрьской жары на террасе ресторана итальянской кухни, украшенной вазонами с геранями ядовито красного, алого и оранжевого оттенков, смотрим на выбеленное ярким солнечным светом спокойное море, синеву нависшего над ним небосвода, бесконечную ленту кирпичного испанского пляжа, пальмы, яхты виднеющейся вдали марины.

Лера ведёт захватнические действия в отношении утки, фаршированной беконом и розмарином Anatra al Forno con Prosciutto, вооружившись ножом и вилкой, а я наслаждаюсь воинственным выражением её лица.

Распилив, наконец, утку, она водружает гигантских размеров кусок на мою тарелку, а я, в свою очередь, слежу за тем, чтобы себе она положила не меньше — у нас обоих нездоровая озабоченность в отношении питания друг друга, переросшая уже в хроническую форму. И да, что касается Леры — я явно переусердствовал, но мне это нравится, так нравится! Мои вкусы не соответствую ни современному веку, ни его понятиям о женственной красоте. А может, всё дело в наследственности? Моя мать никогда не была худышкой, по крайней мере в моей памяти она была мягкой и кругленькой… И отец её обожал, не переставая тискать даже при нас, при детях, вечно обнимал её, тащил на руки, а их долгие затяжные поцелуи вообще были самой постоянной картиной нашего мира.

— Кушай! — велит мне жена, тяжело вздохнув, при виде собственного куска итальянской утки на тарелке.

— И ты кушай! — отвечаю.

— Я знаю, что ты как обычно только поковыряешь её, а я со своим дурацким аппетитом, пока не прикончу, не успокоюсь, поэтому подсовывать мне такие куски — это вероломство с твоей стороны!

— Это заботливая любовь с моей стороны… — подмигиваю ей и отправляю в рот здоровенный кусок мяса: что может быть лучше собственного примера?

— Скорее, ты печёшься о своих интересах… и удовольствии!

— Что делать, все люди эгоистичны по своей природе!

Да, моя жена знает, теперь знает, как сильно я тащусь от её форм… И чем эти формы пышнее, тем круче степень моего восторга. В 40 лет мы, кажется, сравнялись в сексуальных аппетитах, ну или почти сравнялись. В отпуске из постели практически не вылезаем, а ведь тут есть что посмотреть! Два дня воздержания перед венчанием дались мне с неимоверным трудом, учитывая ещё постоянные Лерины попытки соблазнить меня, ведь она же понятия не имела о том, что я — жертва конспирации!