Нужным быть кому-то (СИ) - страница 56
Наплававшаяся Марина сидела на берегу, любовалась своими мужиками и наконец-то начала осознавать, что вот оно, её счастье, барахтается и визжит от восторга в сильных и таких надежных руках за короткое время ставшего таким родным и нужным Сашки. Её давней и, как она считала, безответно-безнадежной, любви.
Горшков умудрился за неделю доказать и уверить её, что она желанна и любима. Вспомнив про такие жаркие ночи, Маришка покраснела. Горшков не только брал, наоборот, больше отдавал, раскрываясь перед ней до самого донышка. И уходила из их душ горечь, оседавшая там годами, оба, нахлебавшись, понимали, что им выпал даже не шанс, а шансище, и старались наверстать упущенное.
Горшков, посадив Саньку на шею, выходил из воды, с хитрецой поглядывая на неё:
— Не обо мне ли задумалась?
— Заметно?
— Мне точно!!
Вытирали восторгающегося на всю округу Саньку, потом мокрого папу вытирал сын, полежали на солнышке, с бугра засвистел Лёха:
— Санька! Айда на велике кататься!
Подхватились, пошли к Ульяновым, дед Вовка смеялся:
— Вот, все старые велики пригодились, надо прокат открывать! — нашлись два взрослых, один у Шишкиных, другой у Ульяновых, и поехали Горшковы смотреть окрестности, Лёха был за экскурсовода. Прокатились недалеко, помня о Санькиных ногах, да и пообедать захотелось. Санька, осоловев после еды, быстро задремал, папа отнес его в комнату.
— Дядь Саш, я что хочу сказать-то…
— Да, Лёш, слушаю.
— На следующий год ребятня в школу пойдёт — мои дети и Санька, вы с дедом подумайте, может их в подготовительный какой-то класс отдать? Они чего-нибудь научатся, а в школе я за ними присматривать буду. Там директриса клёвая, попросим чтобы в один класс их записали. Там и Макс будет этот, как его… на ф… вести, по компам.
— Да, Лёш, обязательно решим, я тоже думал про подготовишек, а с твоими детьми, они вон какие шустрые, и наш сынок бойчее станет!
— Дядь Саш, клёво, что у Саньки теперь ты есть, я когда его первый раз увидел, так жалко его было, сейчас он совсем-совсем другой, он такой классный пацан, только мелкий.
Горшков обнял Лёху за плечи:
— А ведь всё началось-то с тебя, ты у нас как сказочная фея. Нет сказочный фей! Смотри: Валя с Палычем поженились, деревня такая шикарная оказалась, друзей море появилось, дед твой улыбаться стал, у меня вон сколько счастья, Лёх, у тебя, может, волшебник есть в родне?
— Скажешь тоже, просто я к Вале подошел зачем-то, а потом все и получилось. А здорово же, дядь Саш, я в Каменку сильно влюбился, тут так клёво! Ладно, мне на тренировку пора!
— Что за тренировка в деревне?
— Пошли, сам посмотришь!
Поцеловав спящего Саньку и оставив его под присмотром бабы Лены, пошли с Маришкой на поляну и не пожалели.
Во-первых, мальчишки… они действительно старались и рвались выполнять всё как следует, во-вторых, зрители…
Горшков откровенно любовался ими, ухмыляясь на их замечания и реплики.
Особенно ему понравился боевой такой, ехидненький, старенький, но бодрый дедок, который комментировал всё происходящее смешными словечками:
— Так имя!.. Жги, Леха!.. Энтот финт у тебя, Матюха, не пройдёть!.. Мишук, чёй-ито у тебя Тимоха расслабился! Родственник али как, послаблениев не давай!!
— От, — он обернулся к Горшкову, — уедуть по-осени все, скукота зачнется, опять девки, — он кивнул на любопытных старушек, — чаи гонять и серьялы смотреть зачнут, жизня как болото до весны будеть. Эх, доскрипееть бы до её!!
— Ты, Васька, какой год стонешь, про вёсны-те? — отбрила его «девка», — а сам уже девятый десяток разменял.
— А потому-што шевелюся, а не сижу колодою!
Баба Таня шумнула Горшковым:
— Идите-ка сюда. Саша, ты мясо нам прокрути, а мы с Маришкою тесто заведем, Мишук с Валюшкой давно просят чебуреков. Ванюшка с Колькой там шашлыки маринуют, ребятня с Лениным баньку ладят, Калинины за пивом поехали, все при делах.
Дед Вася, как нюхом учуял, после прогляда тренировки, приплелся вместе с Мишкой, давая тому ценные советы. — А то он без твоих советов не знает чё делать, истинный ты репей, Васька!
— Дык скучно мне, ты, вон, за меня не пошла, внуки, сама знаешь, повыросли, им теперь неинтересно здеся, — поникнув, ответил дед.
— Ну, сколь девок, холостёжи в деревне, давно б оженился!
— Я может, Танька, первее Никифора тебя углядел, да вот не было у меня мотоциклета, да!
— И ты столь годов молчал? Да я может и не стала на Никифора смотреть, ты ж орел был, один чуб чего стоил!.
— Дед поскреб лысину:
— А и не поверишь, что чуб был!
— Это от чужих подушек, дед, лысина-то появилась! — шумнул Колька.
— Анчутка ты как есть, Коль, я ить наивернейший был своей Марфе!
— Ну да, ну да, а Нюшка Симонова? Чёй-то её Иван с тобой одно лицо? — Язва ты, Танька, Так и норовишь укусить!
Горшков, прокручивая мясо, улыбался:
— Забавные какие тут жители!
— Это ты, милок, на Танькином дне не был, вот уж отрывалися когда! Тань, чебуреки что-ли ладишь?
— Да оставайся, оставайся, ты смолоду прилипчивый был.
— Это потому што уж больно хороша твоя стряпня. У меня самогоновка имеется, принесть?
— Ну тебя, дед, с твоей самогоновкой, оставь на зиму себе для сугреву, а мы вон, пивка. — Ответил Ванюшка.
— Ну, я для обчества, а с пива будешь сикать криво.
— Вась, — вкрадчиво сказала баба Таня, — ведь налажу сейчас, полетишь мотыльком.
— Всё, молчу! Пойду до Ленина, может чё подсобить надо?
Вскоре из-за забора донёсся вопль Томки:
— Дед, прибью!
