Новая Ты - страница 91
На улицах полно студентов. Какое счастье, что мы уже вышли из этого возраста! Все они либо нервные, либо пьяные, и всех их ждет вечером домашняя работа. Меня аж передергивает. Я обнимаю Лав, и она прижимается ко мне.
– Купим книжку для молодых родителей?
Лав кивает. У нее звонит телефон.
– Да, папа, – отвечает она.
Совсем скоро и меня будут так называть.
Загорается зеленый, можно идти. Но мы стоим. Лав вся дрожит.
– Папа, папа, подожди, – просит она и прикрывает телефон рукой. На ней лица нет.
– Что случилось?
– Джо, его нашли. Форти нашли! Он жив!
Я слышу голос ее отца в телефоне.
Меня охватывает паника, и снова приходится врать. Я улыбаюсь через силу и обнимаю ее.
– Слава богу.
Мы бежим к машине. Какие уж тут книги. Форти жив! Жив, мать его! Лучше б я остался запертым в гребаной ванне и тихо сдох там… Как?! Нашли малолетние укурки, шастающие по пустыне и строящие из себя героев «Отрочества»? Или заметил случайный турист?
Лав говорит, что это чудо.
– Сейчас он в Рино, в больнице, его жизни ничего не угрожает. Как же он всех нас напугал… Как тогда в России…
– В Рино? – переспрашиваю я.
Лав кивает:
– Его нашла в пустыне какая-то девушка. Он был без сознания, но теперь быстро идет на поправку.
А я быстро иду ко дну. Беру себя в руки и вспоминаю все прочитанные методички по актерскому мастерству. Нельзя задавать много вопросов.
– У парня реально девять жизней. – Лав смеется.
– Не терпится с ним поговорить.
– О, не волнуйся; папа сказал, что он болтает без умолку.
– Обалдеть!
– Ты удивлен? Он не помнит, как попал в пустыню; помнит только, как играл в «Белладжио».
Мы мчимся в аэропорт. О ребенке и не вспоминаем, обсуждаем Форти. Как же я мог так оплошать? Нет, жизнь меня ничему не учит… Я как двоечник-дебил из ситкома, который раз за разом наступает на одни и те же грабли.
Звенит телефон. Сообщение от Форти:
«Жду встречи, Профессор».
51
В самолете время тянется невыносимо долго. Я делаю вид, что читаю Кинга. Лав переписывается с друзьями, узнавшими радостную весть у нее на «Фейсбуке», и обсуждает с матерью, стоит ли отправить Форти на реабилитацию. И, конечно же, они решают, что их мальчику будет лучше дома. Ха!
Про Рузвельта я не упоминаю, хотя мне невыносимо смотреть, как она радуется. И еще невыносимее думать, как Форти сидит у себя в палате в Рино и поджидает меня.
В аэропорту нас подхватывает машина, водитель обещает домчать с ветерком, а я молюсь, чтобы в нас врезался грузовик или началось землетрясение. Черт побери, мне должны дать «Оскар» за великолепную игру!
Любовь просит пока никому не говорить о ребенке. И Бог не слышит мои молитвы, потому что мы уже поднимаемся по лестнице на четвертый этаж, и твердь земная не разверзается под нашими ногами, и стены гребаной больницы не осыпаются, погребая под собой все живое. И я уже слышу его мерзкий голос.
– Риз заинтересовалась? – спрашивает он у кого-то по телефону. – Охренеть!
Пахнет антисептиком и куриным бульоном. Лав сжимает мою руку.
– Ура! – шепчет она.
– Ура.
Из палаты выходит Дотти. Она удивлена, что мы так быстро добрались. Лав бежит к ней и сжимает в объятиях. Я стою в коридоре и стараюсь не пялиться в открытую дверь, где какой-то старик зовет на помощь. Дотти окликает меня, мы обнимаемся. Лав заходит к Форти. У меня сердце чуть не выпрыгивает из груди.
– Ты горячий, – замечает Дотти и трогает мой лоб. – Заболел?
– Нет, просто жарко.
– Слушай, Джо, нам надо поговорить. – Она берет меня под руку. – У Форти появилась отличная идея насчет тебя.
Убить меня, скормить живьем собакам, утопить, удавить, связать и заморить голодом?
– Да? Интересно, что вы придумали… И, черт возьми, как он себя чувствует?
– Сам посмотри.
Она распахивает передо мной дверь. В палате играет музыка, стол ломится от жратвы. Рей восседает в роскошном кожаном кресле (он что, его с собой притащил?). Форти шутит с Майло, устроившимся на соседней кушетке.
Я подхожу к Форти, мать его, Квинну. Он смотрит на меня и улыбается.
– А вот и наш Профессор! Рад тебя видеть, старина. Располагайся. Сейчас поведаю вам свою историю.
Рей встает, потягивается, говорит, что он уже слышал, и уходит. Дотти занимает его кресло. Лав подсаживается на кровать к брату. А я устраиваюсь в уголке на больничном складном стуле.
– Начнем, – объявляет Форти. – Во-первых, уясните все, что я писатель.
Меня сейчас вырвет.
– Хорошо.
– А это значит, – он делает театральную паузу, – что мне надо писать. Отвлечься. Сосредоточиться. Отключить телефон. Погрузиться в текст. Признаю, раньше я позволял себе лишнее, однако теперь совсем другое дело. Я востребованный сценарист, мне нельзя сидеть в Эл-Эй и почивать на лаврах. И я поехал в уединенное место, чтобы творить.
– Милый, – кудахчет Дотти, – я на твоей стороне. Я люблю тебя. Но ты мог хотя бы позвонить…
– Мам, хватит! – перебивает ее Лав.
– В следующий раз я обязательно позвоню. Просто мне не терпелось начать новый сценарий. Вы же понимаете, это Голливуд, тут нельзя останавливаться.
– Аминь, брат мой, – влезает Майло.
Меня сейчас удар хватит.
– И о чем же ты писал? – интересуется Лав.
Форти поворачивается ко мне и пристально на меня смотрит. С мерзкой улыбочкой.
– Опять о похищении. Я как-то пытался продать эту идею в «Парамаунт», но тогда они струсили, а теперь, когда я на гребне успеха, позвонили и попросили скорее подготовить сценарий.
– Ладно, – бормочет Лав, – а в пустыню-то ты как попал? Мама сказала, ты начал что-то вспоминать. Что-то про девушку, которая тебя спасла…