Господин мертвец - страница 220
— Удовлетворенными?
— Простите?
— Они выглядели удовлетворенными, не так ли? Как люди, которые выполнили сложную работу и ощущают удовлетворение?
— Да. Наверно, именно так. На меня что-то нашло… там, — Крамер стыдливо покачал головой, — Я накричал на них. Зол был, как черт. Кричал им, что это их фронтовой товарищ, их сослуживец… Что это подло, отвратительно, мерзко. Мне кажется, они этого не поняли, Дирк. Они просто слушали меня, потупившись, словно я бранил их за испорченный бинокль или грязную форму. И выглядели… да, удовлетворенными.
— Вам повезло, что они ничего не сказали.
— Они сказали.
— Что? — спросил Дирк без интереса.
— Когда я назвал их безмозглыми кровожадными идиотами, каждый из которых куда более жалок и бесчестен, чем любой мертвец… Один из них вспыхнул и назвал меня… Назвал меня мертвяколюбом. Который водится с мертвецами и тоттмейстерами, и сам уже, наверно, пованивает…
Дирк покачал головой.
— Зря вы это, лейтенант. Я предупреждал. Люди такого не понимают и не любят. Только себе навредите.
— Я двинул ему в зубы. Кажется, сломал челюсть. Ужасно неловко получилось. Лейтенант — и распускает руки, как какой-нибудь ефрейтор… Впрочем, едва ли это способно навредить моей репутации. Она и так подмочена, как складские сухари. Я приказал отправить всех пятерых на гауптвахту, в ожидании полевого трибунала. Но пробыли они там недолго.
— Фон Мердер?
— Да. Слух дошел до старика, и он распорядился немедленно выпустить их. Потому, что самое большее, в чем можно их обвинить — в порче армейского имущества в незначительных размерах…
— Понятно, — сказал Дирк негромко, — Я не сомневался в этом. Жаль Ромберга, всегда был хорошим солдатом. Не такую смерть он заслужил. Я думал, у него впереди еще полгода, если не больше…
— В некотором роде он… кхм… еще… жив, — лейтенант Крамер сражался с каждым словом, покидавшим его рот, точно то упиралось изо всех сил и не хотело выбираться наружу, — То есть… Они отрубили ему голову. И все остальное тоже отрубили. И прибили кольями к дереву. Даже французы не позволяли себе подобного. Но мне кажется, он еще… частично жив. Глаза иногда моргают, как будто. И губы шевелятся… Я распорядился на всякий случай не хоронить его. Я… кхм… Понимаю, это дело Ордена. Возможно, существуют специальные обряды или…
— Спасибо, лейтенант. Спасибо, Генрих. Об остальном позаботится мейстер. Он поможет Ромбергу вернуться к Госпоже.
— Он… умрет?
— Его долг Чумному Легиону будет закрыт.
— Полагаю, для него это лучшее из возможного.
— Да. Еще раз спасибо. Немногие решились бы на помощь Чумному Легиону. Особенно в столь сложном деле.
— Ерунда, — буркнул Крамер, поднимаясь, — Я ничего не сделал. Даже не смог наказать виновных.
— Поверьте, на вашем месте мало кому пришло бы это в голову. Я благодарен вам от имени нас всех. С этого дня мы введем режим предельной осторожности. Патрули, система часовых, замаскированные ловушки…
— Могу подкинуть вам пару десятков пехотных мин.
— Чтоб оберст фон Мердер потом обвинил Чумной Легион в том, что мы калечим немецких солдат? Увольте. Не хотелось бы кончить как Лемм. Не забивайте голову. Я попрошу Тихого Маркуса, чтоб он несколько дней покараулил на подходах. Он любит такую работу. Следующие незваные гости, решившие поквитаться с поруганными тоттмейстерами мертвецами, будут заикаться до конца своих дней.
Лейтенант Крамер рассеянно скрутил самокрутку с рыхлым влажным табаком, больше напоминающим грубую древесную стружку, покрутил в гибких пальцах, разминая.
— Вот ведь дело… Кажется, я понимаю, почему люди боятся смерти, но не понимаю, отчего они так ненавидят мертвецов.
— Мы ее слуги, лейтенант. А слугам часто приходится расплачиваться за хозяина. Или за хозяйку.
— Но почему они не видят то, что вижу я?
— Потому что вы, по меркам обычных людей, уже нездоровы, — ответил Дирк, — Подорванная войной психика, или как это значится в фельдшерских бумажках… Нормальный человек не может испытывать симпатии или сочувствия к мертвецу. Это противоестественно.
Крамер невесело усмехнулся.
— Всегда это подозревал. Интересно, какой бы из меня вышел мертвец?
— Хорошо, что мы этого никогда не узнаем.
— Не думаете, что я способен написать прошение в Чумной Легион?
Дирка передернуло.
— Если вы выкинете что-то подобное, я, несмотря на нашу дружбу, выпорю вас ремнем, свяжу и отправлю в дом для душевнобольных.
— Не беспокойтесь, я еще недостаточно выжил из ума, — Крамер выпустил изо рта грязно-серый клуб табачного дыма, — Хотя иногда задумываюсь о том, как смерть может менять людей.
— Не советую вам спрашивать об этом кого-нибудь из «Висельников». К тому же, после того, что случилось с Ромбергом, сомневаюсь, что они будут хорошо настроены по отношению к вам.
— Я видел нашего Гюнтера, — вдруг сказал Крамер, — Видел здесь. Как это нелепо, ведь я даже не знал, что он написал прошение. Последний раз я видел его во время штурма, когда французы набросились на него и всадили нож под ребра. Меня тогда уже повалили, и я ничем не мог помочь ему. Видел, как угасал его взгляд. Как остывающая спираль накаливания в лампочке. Видел, как из него выходит жизнь. Черт возьми, в этом не было ничего нового для меня. Я сам убил почти три десятка французов… А потом я увидел Гюнтера в серой форме Чумного Легиона. Он выглядел… Пустым. Посмотрел мне в глаза и мне показалось, что никакого Гюнтера и нет, а есть лишь что-то, похитившее его тело и укрывшееся в нем… Когда я окликнул его, он вздрогнул, спрыгнул в траншею и пропал. Как будто не мог находиться передо мной в таком обличье. Как если бы стыдился себя.
