Страницы Миллбурнского клуба, 4 - страница 128
разговор Гамлета с кем-то, кого мать не видит, служит для нее, а наверно и длянас, подтверждением ненормальности ее сына. Это просто воображение Гамлета. Темне менее, «Воображение» останавливает дикую атаку на мать и напоминает Гамлетуо мести королю. Королева сообщает мужу о полном безумии сына. Оден так характеризуетситуацию:«В пьесах елизаветинцев, если человекупричинили зло, но пострадавший заходит в мести слишком далеко, то Немезидаповорачивается к нему спиной — примером чего может служить Шейлок. То, чтовоспринималось как долг, становится вопросом страсти и ненависти. Отвращение,омерзение, которое Гамлет испытывает к матери, представляется совершеннонесоразмерным ее фактическому поведению».
Во время разговора с королевой Гамлетпроявляет минутную видимость раскаяния по поводу Полония («А о нем, очеловеке этом, сожалею»), но тут же опять оскорбляет погибшего, прячет телои издевается над королем (П., IV-3-17):
К о р о л ь
Гамлет, где Полоний?
Г а м л е т
На ужине… Не там, где ест он, а где едятего самого.
К о р о л ь
Где Полоний?
Г а м л е т
На небе. Пошлите посмотреть…
Если он не сыщется раньше месяца,
вы носом почуете его у входа на галерею.
По дворцу бродит неуправляемый, вооруженный,чрезвычайно опасный и, наверно, психически больной человек. В древнем мирегражданина могли казнить за убийство раба, а здесь король и королева вынужденыпокрыть убийство принцем премьер-министра. Так можем ли мы упрекнуть Клавдия,который не видит более срочной задачи, чем избавление от этой угрозы?
В отличие от Розенкранца и Гильденстерна,Гамлет догадывается о содержании письма в Англию, крадет его, вскрывает иубеждается, что это приказ о его казни. Он заменяет его приказом о казни Розенкранцаи Гильденстерна, без покаяния – как ему важно отправить своих противников в Адпосле смерти! Рассказывает он об этом Горацио, почти шутя, с невыносимымвысокомерием (Л., V-2-57):
Что ж, им была по сердцу эта должность;
Они мне совесть не гнетут; их гибель
Их собственным вторженьем рождена.
Ничтожному опасно попадаться
Меж выпадов и пламенных клинков
Могучих недругов.
Они, видите ли, люди “of baser nature” – «ничтожные». Они,что, сами лезли в эту ситуацию? Не рассказали ли они сразу Гамлету, что ихвызвал король? Они, подданные короля, были им вызваны, чтобы помочь емуразобраться с Гамлетом, и делали все возможное, чтобы не потонуть вманипулировании между двумя сторонами. Нигде по-крупному они Гамлета непредают. За что им смертная казнь? Вот отношение Гамлета даже к образованнымлюдям его круга, которые классом пониже! Но он хорош с людьми, которые много нижеего на социальной лестнице: с солдатами, могильщиками.
Тургенев писал, что «Гамлет многовыигрывает в наших глазах от привязанности к нему Горацио». Так-то оно,может, и так, но Горацио – последователь и ученик, ни разу не осмелившийсявозразить учителю. Кино- и театральный режиссер волен использовать паузы какему угодно, и в одном фильме я видел, как Горацио скривил рот в явномотвращении и осуждении. Но у Шекспира этого нет, и единственное, что интересуетГорацио, это как Гамлет сумел запечатать письмо. И тут мы узнаем, что у«мальчика» в руках есть государственная печать, оставшаяся от отца!
Откуда она у него? Гамлет говорит (П.,V-2-49):
Со мной была отцовская, с которой
Теперешняя датская снята.
Это невероятно, чтобы отец, который несобирался умирать, позаботился об изготовлении копии и дал ее сыну с собой вГерманию. Значит, когда для Клавдия делали нынешнюю печать, никто не подумал обуничтожении старой, и Гамлет взял ее. Как сувенир и память об отце? Отнюдь.Чтобы при нужде использовать ее, действуя в качестве правителя. Так кто же «взялисподтишка и вынес под полою» власть?Кто здесь «карманник»?
Из этого следует, что Гамлет внутренненикогда не признавал избрания Клавдия королем, о чем он и говорит Горацио (Л.,V-2-64):
Не долг ли мой – тому, кто погубил
Честь матери моей и жизнь отца,
Стал меж избраньем и моей надеждой,
С таким коварством удочку закинул
Мне самому, – не правое ли дело
Воздать ему вот этою рукой?
Теперь, по крайней мере, у Гамлета естьписьменное свидетельство намерения Клавдия его убить, которое он мог быиспользовать, требуя трон для себя.
Сцена у могилы. Хочется задушить Гамлета собственнымируками. Он, видите ли, любил Офелию больше, чем «сорок тысяч братьев»! Онпрезирает горе Лаэрта, он даже вызывает его на дуэль! В этот момент он илидействительно сумасшедший, или негодяй, на котором пробу ставить негде. Потомизвиняется, объясняя свою грубость сумасшествием, о котором он знает, что он егосимулировал (кроме как в сцене у матери).
Я пропущу поединок и интригу с отравленнымклинком и ядом в вине. Но довольно нелепым выглядит внезапное предсмертноераскаяние Лаэрта (П., V-2-308):
Я гибну сам за подлость и не встану.
Нет королевы. Больше не могу...
Всему король, король всему виновник!
Король? Это король, легко и почти шутя, убилПолония, а затем надругался над его телом?! Король довел Офелию досамоубийства?! Почему вдруг Лаэрт как бы прощает Гамлету смерть отца исестры?
Гамлет умирает, подавая голос заФортинбраса, и его последние слова: «Дальше – тишина». Горацио говорит(П., V-2-349): «Разбилось сердце редкостное», а Фортинбрас приказывает(П., V-2-385):
Пусть Гамлета к помосту отнесут,
Как воина, четыре капитана.
Редкостное сердце? Кого это сердце грело? Воин?В каких боях? Разве что в том смысле, что «Гамлеты в хаки стреляют без
