Страницы Миллбурнского клуба, 4 - страница 130
... религиозное сознание нуждается вязыке ... для молитвы. Вполне возможно, что будучи голосом человеческогосознания, язык вообще во всех его проявлениях и есть молитва.
...Поэт всегда знает, что то, что впросторечии именуется голосом Музы, есть на самом деле диктат языка; что неязык является его инструментом, а он – средством языка к продолжению своего существования.
...К чему поэт действительноприслушивается – это к языку: именно язык диктует ему следующую строчку.
...У поэта есть только один долг передобществом: писать хорошо. Собственно, это долг не столько перед обществом,сколько по отношению к языку. Поэт, долг этот выполняющий, языком никогдаоставлен не будет.
...Язык выталкивает поэта ... туда,откуда язык пришел, туда, где в начале было Слово или различимый звук.
...дух, ищущий плоть, но находящийслова. ( Это о Мандельштаме, но то же самое он мог бы сказать о себе. – Ю.С.).
... поэзия не развлечение и вопределенном смысле даже не искусство, но наша ... генетическая цель,эволюционный ... путеводитель. И в момент чтения вы становитесь тем, что вычитаете, вы совпадаете с состоянием языка, которое зафиксировано встихотворении.
...Я родился в России и в ее языке.
...Единственное, во что я действительноверю, что дает мне опору в жизни – язык. Если бы мне пришлось создавать Богадля самого себя, кого-то, кто безраздельно правит, это был бы русский язык. Вовсяком случае, русский язык был бы его важной частью.
...Самое святое, что у нас есть, —это, может быть, не наши иконы, и даже не наша история – это наш язык».
Можно продолжать и продолжать цитировать.Все творчество Бродского пронизано обожествлением Слова, поклонением Языку. Нопоэту мало поместить язык в начало начал, наделить его независимой от человекадуховной мощью. Бродский всерьез говорит о материальности языка:
«...Язык есть ... первая линия информациинеодушевленного о себе, предоставленная одушевленному. Или ... язык естьразведенная форма материи. Создавая из него гармонию или даже дисгармонию,поэт, в общем-то бессознательно, перебирается в область чистой материи ...
...Помимо своей функции голоса сознанияязык еще и самостоятельная стихия, способность которой сопротивляться ... выше,чем у сознания как такового».
Бродский приписывает языку неимовернуювнутреннюю силу, борьбу внутри себя, где сосуществуют все грани мироздания, гдевоистину реализует себя единство и борьба противоположностей. Имя этой силы –«...всеядная прожорливость языка, которому в один прекрасный день становитсямало Бога, человека, действительности, вины, смерти, бесконечности и Спасения,и тогда он набрасывается на себя».
Набрасывается на себя, сжирает себя добессмыслицы, до нелепого набора звуков, отражающих безумный хаос и никчемностьсуществования.
Бродский не может смириться с тем, чтопонимание поэзии – это удел избранных:
«...Поэзия – самая высшая формавысказывания в любой культуре. Отказавшись от чтения стихов, общество обрекаетсебя на низшие речевые стереотипы в устах политика, бизнесмена или шарлатана,т.е. на собственные речевые возможности. Другими словами, оно лишается своегоэволюционного потенциала, ибо то, что отличает нас от животных, это дар речи.Обвинения, то и дело предъявляемые поэзии, что она трудна, темна, герметична ичто там еще, говорят не столько о состоянии поэзии, сколько о том, на какойнизкой эволюционной ступени задержалось общество».
Бродский иронизирует, напоминая, что онсотрудник библиотеки Конгресса, и считает своей должностной обязанностьюпредложить выпуск лучших стихов миллионными тиражами по доступной каждому цене.Только это, по его мнению, может спасти общество от «низших речевых стереотипов».Книга лучших стихов, считает он, должна лежать рядом с Библией в каждомгостиничном номере. Но кто будет определять, какие стихи лучшие в многотонныхкнижных собраниях, а теперь и в гигабайтах памяти? Бродский предлагает – тутможно смеяться – двух-трех назначенных авторитетов (интересно, кем?!). Уверен,попроси его назвать этих двух-трех, он с присущим ему чувством юмора назвал быодного-двух. От скромности поэт Бродский не страдал.
В блестящем от начала до конца стихе«Испанская танцовщица» есть два подряд четверостишия, которые являются, на мойвзгляд, ярчайшей демонстрацией, что есть язык для Бродского в своем наивысшемпоэтическом выражении. Зажигательный танец, вызывающий сам по себе восторгипублики, для поэта – всё: все времена в одном мгновении, всё пространство водной точке:
В нем скорбь пространства
о точке в оном,
себя напрасно
считавшем фоном.
В нем – всё: угрозы,
надежда, гибель.
Стремленье розы
вернуться в стебель.
Бесконечное пространство сошлось в точку.Танцовщица – его создание, его воплощение. Пространство не фон. Оно Творец.Энергия бесконечной пустоты сублимировалась в точке, в танцовщице. Онапрекрасна, но временна, мгновенна, мимолетна, и пространство скорбит по этомуповоду вместе с поэтом, который тоже – его создание. В танцовщице, в ее танце –все, что нас ждет: «угрозы, надежда, гибель», и все, что прошло, чтоутрачено, к чему нет возврата, есть только воспоминания, которые сроднистремленью розы «вернуться в стебель». Диссонансная рифма гибель – стебельс совпадающим безударным слогом заставляет остановиться, почувствовать важностьмомента и отдать должное мастерству поэта по имени Иосиф Бродский.
Метафоры в коротких рубленых строчкахперехлестывают друг друга. Вертикаль, уходящая в Небо, мстит горизонтали,
