Медведь и соловей - страница 58
— Дуня мне сказала, — ответила Вася. — Помнить истории. Сделать кол из дерева. Помнишь? Прошу, братец.
Алеша замер.
— Что ты предлагаешь?
— Мы должны избавиться от нее, — Вася глубоко вдохнула. — Нам нужно поискать побеспокоенные могилы.
Алеша нахмурилась. Губы Васи были белыми, а глаза — темными дырами.
— Посмотрим, — сказал Алеша с долей иронии. — Покопаем на кладбище. Отец ведь давно меня не бил.
Он сложил поленья и поднял топор.
Перед рассветом шел снег. На кладбище не было видно ничего, кроме смутных холмиков под сияющим снегом. Алеша посмотрел на сестру.
— Что теперь?
Вася невольно скривила губы.
— Дуня говорила, что нежить лучше всего находят девственники. Ходят кругами и утыкаются в правильную могилу. Поведешь, брат?
— Тебе не повезло, Васечка, — сказал Алеша с долей резкости, — ты не успела. Нам нужно похитить мальчика — крестьянина?
Вася изобразила праведное выражение лица.
— Где не справляется большая добродетель, стараться приходится меньшей, — сообщила она и пошла среди сияющих могил.
Она сомневалась, что тут дело в добродетели. Запах висел над кладбищем, как злой дождь, и вскоре Вася остановилась, кашляя, в знакомом углу. Они с Алешей переглянулись, и ее брат начал копать. Земля должна была не поддаваться из — за холода, но она была рыхлой, недавно вскопанной. Алеша убрал снег, и запах ударил так, что он отвернулся, кашляя. Сжав губы, он вонзил лопату в землю. Они удивительно быстро выкопали фигуру в простыне. Вася вытащила ножик и срезала ткань.
— Матерь божья, — сказал Алеша и отвернулся.
Вася молчала. Кожа Агафьи была серо — белой, как у трупа, но губы были вишневыми, полными и нежными, как не было при жизни. Ее ресницы отбрасывали кружевные тени на ее впавшие щеки. Она будто спала в земле.
— Что нам делать? — спросил Алеша, бледный и едва дышащий.
— Кол в рот, — сказала Вася. — Я сделала кол утром.
Алеша поежился, но опустился на колени. Вася села рядом с ним, руки дрожали. Кол был грубым, но острым, и она подняла большой камень, чтобы забить кол.
— Братец, — сказала Вася, — подержишь голову или вобьешь кол?
Он был белее снега, но сказал:
— Я сильнее тебя.
— Это верно, — сказала Вася. Она отдала кол и камень и открыла пасть существа. Острые, как у кота, зубы сияли, будто костяные иглы.
При их виде Алеша пришел в себя. Стиснув зубы, он сунул кол меж красных губ и ударил камнем. Кровь полилась изо рта по серому подбородку. Глаза открылись, больше и жуткие, хотя тело не шевелилось. Рука Алеши дрогнула, он промазал, и Вася вовремя отдернула руку. С хрустом камень разбил правую скулу. Существо вскрикнуло, но не двигалось.
Васе казалось, что из леса донесся яростный рев.
— Скорее, — сказала она. — Скорее, скорее.
Алеша прикусил язык и перехватил удобнее. Камень сделал из ее лица месиво. Он ударял по колу снова и снова, яростный удар пробил череп. Свет погас в глазах трупа, и камень выпал из белых пальцев Алеши. Он отпрянул, задыхаясь. Ладони Васи были в крови и не только, но она почти рассеянно отпустила Агафью. Она смотрела в лес.
— Вася, что там? — спросил Алеша.
— Думаю, что — то увидела, — прошептала Вася. — Смотри туда, — она была на ногах. Белая лошадь и темный всадник почти сразу попали в тени деревьев. За ними, казалось, была другая тень, будто большая тень, и она смотрела.
— Здесь только мы, Вася, — сказал Алеша. — Помоги закопать ее и пригладить снег. Скорее. Женщины будут тебя искать.
Вася кивнула и схватила лопату. Она все еще хмурилась.
— Я уже видела лошадь, — сказала она. — И всадника в черном плаще. У него голубые глаза.
* * *
Вася не вернулась домой после того, как упырь был погребен. Она смыла землю и кровь с ладоней, прошла в конюшню. Там она устроилась в загоне Мыши. Мышь понюхала ее макушку. Вазила сел рядом с ней.
Вася долго лежала там и пыталась плакать. Из — за лица Дуни, когда она умерла, из — за кровавого лица Агафьи. Даже из — за отца Константина. Но, хоть она сидела там долго, слез не было. Внутри была лишь пустота и тишина.
Когда солнце начало опускаться, она присоединилась к женщинам в купальне.
Все набросились на нее. Беспечная, говорили они. Дикая. Безжалостная. А тише добавляли: ведьма. Как ее мать.
— Неблагодарная ты, Вася, — скалилась Анна Ивановна. — Но я меньшего и не ожидала, — тем вечером она склонила Васю на стул и отхлестала лозиной, хотя Вася была уже взрослой для такого. Только Ирина молчала, но смотрела на сестру с упреком в красных глазах, что было хуже слов женщин.
Вася терпела, но защитить себя словами не могла.
Они похоронили Дуню вечером. Люди шептались во время быстрых холодных похорон. Ее отец был растрепанным и серым, она никогда не видела его таким старым.
— Дуня любила тебя как дочь, Вася, — сказал он позже. — А ты решила уйти.
Вася молчала, но думала о раненой руке, о холодной звездной ночи, о камне на груди и упыре во тьме.
* * *
— Отец, — сказала она в ту ночь. Крестьяне ушли в избы. Она придвинула стул к Петру. Огни в печи были красными, у печи было пустое место, где была Дуня. Петр делал новую рукоять к охотничьему ножу. Он соскреб завиток дерева и взглянул на дочь. В свете огня ее лицо было хмурым. — Отец, — сказала она, — я бы не пропала в необходимости, — она говорила так тихо, чтобы слышно было только им двоим в людной кухне.
— Что за необходимость, Вася? — Петр отложил нож.
Он посмотрел, словно боялся ответа. Вася поняла это и подавила признание в горле. Упырь мертв. Она не хотела отягощать его, чтобы спасти свою гордость. Он должен быть сильным.
